– Ну, в чем еще дело, мой повелитель? – спросила она, не переставая печатать.
Квинн комфортно растянулся на кровати и разглядывал балдахин. В этой квартире кровати с балдахинами стояли повсюду. Ну, если не повсюду, то по крайней мере в шести спальнях – по три с каждой стороны.
– Позвони Роуан Мэйфейр и скажи ей, что с тобой все в порядке. Как ты считаешь – справишься? Она страдает.
– Вот облом!
Клик-клик.
– Мона, не могла бы ты все-таки сделать это… Ради них? Майкл мучается.
Она вскинула голову и посмотрела на меня. Потом, не сводя с меня глаз, взяла телефон, который лежал на столе справа от нее, и так быстро набрала номер, что я не успел его зафиксировать. Поколение кнопочных телефонов. Великое дело! Я могу выписывать гусиным пером такие вензеля, что не поверите. Пусть попробует, посмотрим, что у нее получится. И я не уроню ни капли чернил на пергамент.
– Привет, Роуан, это Мона… – Судорожные рыдания на другом конце провода не позволяли ей продолжить, но Мона решительно прервала изъявление чувств: – У меня все отлично, я зависаю с Квинном, за меня не волнуйся, я совершенно выздоровела. – Полившийся было поток уточняющих вопросов она оборвала столь же резко: – Роуан, послушай, я прекрасно себя чувствую. Да, это можно назвать чудом. Я позвоню тебе позже. Нет, нет, нет. (Снова резкое возражение.) У меня вещи тетушки Куин, они мне в самый раз, да, и ее туфли действительно классные. Кажется, у нее целые залежи этих «шпилек». Да, я никогда не носила такую обувь. Да, хорошо, нет, нет, нет, прекрати, Роуан. И Квинн хочет, чтобы я их носила, они абсолютно новые и впрямь великолепные. Люблю тебя, люблю Майкла, всех люблю. Пока. – Не желая больше слушать крики Роуан, она положила трубку.
– Ну вот, дело сделано, – заметил я. – Я правда очень тебе признателен.
Мона не шевельнулась, по ее бледным щекам текли кровавые слезы.
Я чувствовал себя преступником, хулиганом. Я и был таковым. Всегда был. Это подтвердит любой из моих знакомых. Ну, может, за исключением Квинна.
Квинн сел на кровати.
– Что случилось, Офелия? – спросил он.
– Понимаешь, я должна пойти к ним, – Мона сдвинула брови. – У меня нет выбора.
– О чем ты? – спросил я. – Они просто хотят выпутаться из неприятной ситуации. Правда, надо признать, ситуация действительно непростая.
– Нет-нет-нет. Я должна сделать это ради себя, – категорично возразила она, лицо ее вдруг стало жестким, безжалостным. – Ради того, чтобы узнать правду. – Мона поежилась, словно в комнате задул холодный ветер. – Я знаю, что она лгала мне. Лгала годами. Я боюсь представить, сколько лжи она могла мне наговорить. Я заставлю ее рассказать правду.