- Сильнее! - крикнула девушка.
Я дернул изо всех сил, протиснулся вместе с клубами мгновенно образовавшегося пара внутрь киоска - там и на одного-то человека места было мало - и остановился в нерешительности, изогнувшись как вопросительный знак.
- Садитесь, - девушка указала на кипу газет.
Я сел и сразу же придвинул ноги к двум электрическим батареям.
Внутри киоска было светло, тепло и сухо. И еще - очень чисто и уютно.
- Щеки почернеют, девушки любить не будут, - сказала она и засмеялась. - Оттирайте.
Я стянул зубами перчатки и попытался распрямить пальцы. Ничего у меня не вышло.
- Плохо ваше дело, - сказала девушка, сняла варежки и теплыми ладонями осторожно прикоснулась к моим щекам. Я не возражал. Она спросила: - Вы приезжий или из тех пижонов, которые специально не носят зимнюю одежду, а потом годами лежат в больницах?
- Я приезжай, Катя-Катюша. Я бегу из гостиницы на конференцию… По распространению радиоволн.
- А-а… Я уже читала в газете. - Она еще несколько раз провела своими теплыми ладонями по моим щекам. - Теперь отойдут.
- Спасибо, Катя. Давайте знакомиться, - я протянул ей свою еще не совсем отогревшуюся пятерню. - Дмитрий Егоров.
Она тоже протянула свою руку и при этом почему-то так весело рассмеялась, что не выдержал и я.
- Так это, значит, вас раскритиковали на конференции?
До меня не сразу дошел смысл сказанных ею слов.
- А я еще думала, какую газету оставить. Но только везде одно и то же. Так, значит, вы и есть Дмитрий Егоров, беспочвенный фантазер?
- Катя, я не беспочвенный фантазер. Я, напротив, почвенный. Вы представляете, как проникают радиоволны в почву?
Она отрицательно покачала головой.
- Ну тогда скажу короче. Я ищу полезные ископаемые и воду с помощью проникающих в почву радиоволн. Без буровых вышек и проб грунта. Но только никаких фантазий здесь нет. Интересно? - спросил я.
- Интересно, - ответила она. - Расскажите. Все равно ведь конференция начнется в двенадцать.
Я рассказал ей, как нынешним летом наша экспедиция работала в Васюганских болотах на севере Томской области, как нас ели мошка и комары, как барахлила аппаратура, и ребята становились злыми и замкнутыми, а Гошка, наш руководитель, начинал орать песни. Ему предлагали заткнуться, катиться подальше, показывали кулаки, а он все пел, выплевывая из горла везде проникающий гнус, и называл нас «манной кашей». Но «манной кашей» нас не проймешь. А вот песнопений его никто вынести не мог. Кто-нибудь, всхлипывая, начинал хохотать, а потом не выдерживали и остальные. И все хохотали, хватаясь за животы.