Для юношей система лагерей, где отобранная в Жребии молодежь будет проходить тренировки и дальнейший конкурс, окажется ловушкой. Многие попадут туда, но мало кто оттуда выйдет. Если не считать отдельных счастливчиков.
Последние несколько минут Дюб продвигался к гостинице все медленней и медленней – его грызло смутное чувство, что он должен делать что-то другое.
Беседовать с журналистами. Да, именно это. В обычное время операторы с камерами сами за ним гонялись. А он, в свою очередь, норовил поскорей улизнуть. Но не сегодня. Сегодня он был готов встать перед камерой и говорить, быть Доком Дюбуа для миллиардов обитателей телевизионной страны. Но он никому не был нужен. Комментаторы из множества стран, вдохновенно глядя в телесуфлеры, зачитывали заготовленный текст. Птицы не столь высокого полета – техноблогеры и внештатные обозреватели – строчили свои репортажи. В углу парковки Дюб приметил знакомого по имени Тависток Прауз. Тот установил планшет на треногу, направил на себя камеру и, нацепив беспроводной микрофон, наговаривал запись в видеоблоге, скорее всего – для сайта журнала «Тюринг», с которым сотрудничал уже много лет. Сам Дюб знал его лет двадцать. Выглядел Тав ужасно. Его положения и заслуг недоставало для заблаговременного допуска к тайне, и он только что обо всем узнал. Вчера вечером Дюб несколько раз стучался к нему в Фейсбуке и Твиттере, пытаясь хоть как-то предупредить старого приятеля, чтобы новости не застали его совсем уж врасплох, но Тав не отвечал.
Для импровизированного интервью Таву время было совсем неподходящее, и Дюб сделал вид, будто не заметил его. У входа в гостиницу он взмахнул удостоверением перед агентами спецслужб, что было скорее жестом вежливости – агенты его знали и уже распахнули перед ним дверь.
Он прошел мимо лифтов и поднялся по лестнице, чтобы хоть как-то разогнать кровь. Амелия оставила дверь открытой. Дюб повесил на ручку табличку «не беспокоить», защелкнул за собой замок и рухнул в кресло. Амелия осталась у окна – сейчас она сидела с ногами, откинувшись назад, на широком деревенском подоконнике. Солнце было с другой стороны гостиницы, но яркое сияние небес все равно освещало ее лицо, подчеркивая первые морщинки под глазами и у губ. Она была американкой гондурасского происхождения во втором поколении с причудливой смесью афро-индейско-испанской крови, большеглазая, кудрявая, постоянно настороже, словно птичка – но при этом от природы позитивна, как и положено учительнице. В данных обстоятельствах это было к лучшему.
– Вот и все, – сказала она. – У тебя, наверное, гора с плеч свалилась.