плоть? Она что, имеет преимущества перед плотью мальчиков — например, приятней на вкус?
Георг Лауффер поинтересовался, направлена ли насмешка против матросов, или ее следует понимать как грубое отклонение его просьбы.
Густав извинился: он, дескать, не был к такому готов. Странное, нежданное всегда провоцирует на неподходящий ответ. Сущность захватывания врасплох в том и состоит, что у подвергшегося такой операции высвобождаются самые нелепые представления.
Суперкарго истолковал болтовню матросов в кубрике как выражение обнаглевшей тупости или злокозненности. Пока Георг Лауффер давал волю гневу, Густав обратился к разуму и пришел к выводу, что надо бы набросать хоть какой-то план и действовать в соответствии с ним. Откровения кока казались ему не вовсе безосновательными. Волнение серого человека явно не было показным. Сам характер необычного разговора в определенном смысле унижал суперкарго. Но от этого значимость сказанного в глазах Густава только возросла. Густав — никакая не инстанция, не низшая и не высшая. А просто слепой пассажир. Кроме того, для суперкарго — соперник и враг. Значит: либо кок, двигаясь вслепую, случайно наткнулся на правду (пусть даже потом обнаружатся кости, а не плоть), либо вся причудливая история — только предлог, чтобы, скажем, принудить Густава выступить в роли сводника, торгующего своей возлюбленной. Эта мысль мелькнула в голове, но Густав ее тотчас отбросил. Даже самый злобный и дерзкий соблазнитель не счел бы его способным на такое. Он понял одно: суперкарго себя унизил; очевидно, имелись веские причины, чтобы так поступить.
— Вы должны мне помочь. — Густав услышал, как серый человек повторил уже высказанную просьбу.
И затем суперкарго продолжил:
— Вы обладаете способностью влиять на этих людей. У вас есть власть над ними, и вы должны ею воспользоваться.
Такое вот продолжение необычной речи… Густав задумался: нельзя ли взамен на согласие выторговать какую-то выгоду для себя? Почему бы ему не вернуться к старой идее — не разоблачить судовладельца как слепого пассажира? В результате, совершив гигантский прыжок, он бы овладел тайной: одной из тех, что сопряжены со всеми великими делами и великими начинаниями. Он бы тогда сразу перенесся в старший класс жизненной школы. Оказался бы на одной скамье с дипломатами, королевскими купцами, мошенниками высокого полета, кокотками и авантюристами… Предложение уже готово было слететь с его губ, он уже взвешивал, какое воздействие произведет названная им цена сделки. Но тут другое соображение перечеркнуло это намерение: ввиду непрочности своих отношений с Элленой Густав не мог допустить, чтобы суперкарго ему высокомерно отказал. А шансов, что его противник в чем-то признается, было очень мало — ведь прежде он раз за разом от подобных признаний уклонялся. Кроме того, интерес Густава к владельцу корабля в значительной мере угас. Густав почти забыл про этого человека. Угрюмый лик всех недавних внезапных и, как будто, значимых