— Тебе даже в голову не пришло позвать моего отца, — с упреком сказала девушка.
— Ни к чему это, — возразил Густав.
— Или предложить мне перебраться в другую каюту, — продолжала Эллена.
— Чтобы мы и там сделали неприятные открытия, которые заставят нас окончательно пасть духом? — ответил Густав. — Не хочу. Я не чувствую в себе достаточных сил для борьбы с драконом. Меня уже заключила в свои объятия Меланхолия. Сегодняшний день представляется мне притчей о бытии существ, состоящих из протоплазмы, — бытии, которое по мере их старения становится все более иссохшим, скудным и безнадежным. Чудеса жизни оказываются лишь подготовкой к суровому отрезвлению. В конце всех нас ждет преждевременная старость. Необычное — это лишь ступень, ведущая к преступлению. Ненадежность вещей, да и нашего чувственного восприятия, — явление, распространенное повсеместно. Деревянные балки ответов нам не дадут. И прозрачными не станут. Даже этот корабль — ограниченное пространство — невозможно осветить нашими прозрениями хотя бы настолько, чтобы разобраться с двумя-тремя неуклюжими несуразностями. Если ты оставишь от вчерашнего дня только скелет (соскоблив всё, что благодаря нашему сердцу, нашим чувствам наросло на этих костях и стало плотью), то останется следующее: одного матроса кто-то с силой пнул в живот. И последующий обморок этого матроса позволяет предположить, что у него повреждены внутренности. Другой матрос появился залитый кровью, потому что его ударили резиновой дубинкой. К нам теперь прилепился вопрос: чем же эти двое заслужили такое обращение? Какую цель могло иметь Провидение? Мы не найдем доводов, опровергающих гипотезу, что в потоке событий царит полная анархия. Дыра в дощатой стене — такое же доказательство наличия произвола, как и наказание невиновного. Человеческий дух может наслаждаться ландшафтом бытия только в непосредственной близости от проезжих дорог. В лесной чаще его подстерегает Страх. Один вопрос — о цели такого мироустройства — опрокидывает всё привычное здание логического мышления. Быть может, старый Лайонел Эскотт Макфи просто захотел построить такую переборку, которая не соответствовала бы общепринятым нормам. Но мы должны страдать, потому что не готовы к сюрпризам и знаем лишь то, что нам вдалбливали в школе. — По щекам Густава скатилось несколько слезинок. — Стоит нам начать думать, — продолжил он, — и мы делаемся еще более голыми, еще более беззащитными, чем были в момент рождения. Мы гибнем от удушья, запутавшись в отмирающей пуповине.
— Такое объяснение нашей участи лишено надежды, — сказала Эллена.