– Так или иначе, но тебе необходимо окончить университет, – сказала мама, не отрываясь от пасьянса. – Живописью не прокормишься, тебе придется работать. Мы ведь уже не так богаты, как раньше.
– Неправда, – ответил я, потому что давно подсчитал: даже если я проведу всю жизнь в полном безделье, родительских денег должно хватить на вполне безбедное существование.
– Так ты думаешь, что сможешь зарабатывать живописью?
Ожесточение, с которым мама ткнула сигаретой в пепельницу, легкая насмешка и снисходительность в ее тоне и то, что она не отрывалась от своего пасьянса, с видимым безразличием обсуждая столь важную для меня тему, – все это говорило о том, что мы полным ходом приближаемся к очередной ссоре.
– Здесь не Париж, милый мой, а Стамбул, – сказала мама почти с радостью в голосе. – Будь ты даже самым лучшим в мире художником, никто не обратит на тебя ни малейшего внимания. Ты останешься в полном одиночестве. Никто не поймет, почему ты отказался от замечательного будущего и все бросил ради того, чтобы стать художником. Если бы мы жили в богатой стране, где ценят искусство, тогда еще может быть… Но ведь даже в Европе все знают, что Ван Гог и Гоген были немного сдвинутыми.
Очевидно, мама не забыла папиных рассказов об экзистенциалистской литературе, которую он запоем читал в 1950-е. Чтобы проверить достоверность этих сведений, мама часто заглядывала в потрепанный, пожелтевший энциклопедический словарь, поэтому я язвительно заметил:
– Уж не говорит ли твой «Пти Лярусс», что все художники сумасшедшие?
– Не знаю, сынок. Очень талантливый и трудолюбивый художник, если ему повезет, может прославиться – в Европе. А здесь ты рано или поздно сойдешь с ума. Не обижайся. Я говорю это только потому, что не хочу, чтобы ты потом раскаивался.
Меня душила злоба. Как она может говорить такое – каждое ее слово ранило мою душу, – словно бы вскользь, спокойно продолжая раскладывать пасьянс?
– Что именно должно было меня обидеть? – спросил я, будто мне было мало.
– Я не хочу, чтобы кому-нибудь пришло в голову, что ты переживаешь психологические трудности, и поэтому не рассказываю своим знакомым, что ты перестал ходить на занятия. Они не из тех, кто может понять, почему такой человек, как ты, бросил университет, чтобы стать художником. Они решат, что ты спятил, начнут распускать слухи…
– Да расскажи ты им, сделай милость! Я потому и хочу все бросить, чтобы не стать идиотом, как они!
– Нет, ты этого не сделаешь, – сказала мама. – В конце концов ты, как в детстве, возьмешь свой портфель и потопаешь на уроки.