Лошадь, словно подтверждая, задергала головой так, что едва поводья из рук не вырвались.
А серый зверь взглянул на всадницу исподлобья, хлестнул себя хвостом по пушистой ляжке и, приподняв губу, показал ровные зубки.
— У-ёлки-палки-блин… — невольно вырвалось у Сони.
Что дальше произошло, она и понять-то толком не смогла. Было странное ощущение нереальности событий, будто она смотрит фильм. Это не под нею лошадь поднялась на дыбы, громко заржав и замахнувшись передними копытами на волка. Это не Соня, а какая-то актриса-каскадёрша заорала:
— Ой-ой-ёй!..
И через голову перекувырнулась, скатилась по крупу, попутно бестолково пытаясь уцепиться за хвост кобылы. Видимо, всё-таки дернула за прядки, ибо лошадь взбрыкнула, заверещала на своем непарнокопытном языке нечто оскорбленное и дунула прочь, оставив горе-наездницу сидеть в сугробе.
К счастью, эта «не-Соня» думала вовсе не головой, а какими-то инстинктами, живущими в животе. Иначе как объяснить, что у городской неспортивной девушки получилось при виде подкрадывающегося к ней хищника выскочить пулей из сугроба, с диким ором добежать до ближайшего дерева, коей оказалась береза подходящей толщины, не прекращая голосом изображать отпугивающую сирену, подпрыгнуть на метр в высоту, уцепиться за нижние ветки, чудом не обломившиеся, подтянуться на руках, цепляясь ногами за сучки, и закинуть себя, тяжелую и неповоротливую, в развилку ствола.
Потребовалось, наверное, полчаса, чтобы разум Сони успокоился в относительной безопасности, заработал и сумел осознать положение, в котором она очутилась.
— Вот это да…
Нога свешивалась, скользила по обледеневшей коре. Но влезть выше никак не получалось, мешали как-то по-особенному зловредно выросшие сучки и ветки. Соня не дразнила зверя, а дергала ногой исключительно из-за неудобства позиции. Но как это объяснить прыгающему внизу, точно цирковая собачка, волку, мечтающему стащить ее за сапог на землю?
Его напарник, подоспевший на шум, такой же пуховый и смышленый на вид, только мастью чуть посветлее, не серо-стальной, а скорее седой, — сидел в сторонке, с умной мордой наблюдая за своим не в меру игривым товарищем и загнанной на дерево дичью, оседлавшей сук белоствольной березки.
Он-то первым и услышал звук мотора, сообразил юркнуть в заросли. Его увлекшийся приятель не успел вовремя скрыться с места преступления, ибо наконец-то допрыгнул до жертвы и вгрызся в каблук сапога. Только прогремевший выстрел заставил зверя плюнуть на брыкающуюся добычу и развернуться лицом (то есть мордой) к врагам.