Справа, через проход, туго заполняла кресло Пташка: заплывшая бабища средних лет, судя по виду и акценту, родом откуда-то из Индии, или Пакистана, или, скажем, Бангладеш. Не то чтобы Айвен много понимал в подобных вещах, но так он решил за сотни тоскливых часов, проведенных рядом с ее сопящей тушей. Лишнего в ней было так много, что каждое путешествие в туалет превращалось для Пташки в тягостное приключение. «Как только ее от себя не тошнит?» — часто думал девятнадцатилетний, пружинистый и легкий Айвен.
Пташка почувствовала взгляд и вопросительно кивнула. Он отрицательно качнул головой, показал ладонь, дескать, не беспокойся, и отвернулся к стеклянной стене слева.
На мониторах приближался вечер, а тут не до конца рассеялся туман, и река еще тонула в утренней дымке. Первое время Айвена волновал каким-то освежающим шоком мгновенный контраст. Мир снега, грязи, выбитых окон, грязных и ржавых рыдванов, держащихся на проволоках, огромных дорожных ям, мусорных куч, раздутых трупов животных, а то и людей, менялся на зелень постриженных газонов, аккуратную разметку дорожек, зеленые квадраты экопарковок, казавшиеся из окна идеально ровными, с ничем не примечательными, но довольно чистыми машинами. Теперь надоело и это.
Место у окна досталось Айвену сложно, в ход шли интриги, оказанные услуги и признательность начальства. Программирование дронов не требовало особенных талантов, все обучение отняло у Айвена часа два, включая чтение инструкции и составление первой программы. Несмотря на это, он неожиданно для себя прослыл в батальоне гением, удостоился похвалы Подполковника и написал за последние полгода по просьбе и по приказу не меньше сотни программок, неплохо набив руку.
Последнюю пару недель Айвен всерьез подумывал попроситься на старое место между Сметаной и Кучером. С ними, по крайней мере, можно переброситься взглядом, жестом, даже парой слов, а с Пташкой ничего подобного даже представить невозможно. С Кучером, веселым пуэрториканцем почти его лет, у Айвена даже сложилось что-то вроде дружбы.
Лейтенант постучал его по плечу и ткнул пальцем в мониторы. Длинный, нескладный и тощий, с нелепой щеточкой полуседых усов, безнадежно и навсегда засидевшийся в лейтенантах, он обладал, кажется, единственным даром: бесшумно подкрасться в самый неподходящий момент. Лейтенант пользовался позывным Добряк, но за глаза был известен как Штырь.
Айвен кивнул, бесшумно показал губами «виноват, сэр» и вернулся к безжизненным мониторам. «И зачем я шипел. Почему бы не сказать того же вслух?»