Бегло окинув его взглядом, мама зажмурилась.
— В этом уродливом наряде на тебя вообще невозможно смотреть! Снял с какого-нибудь покойника?
Барри ухмыльнулся.
— Это же скачки! Нужно что-то броское. Традиция.
— Ты как диван в доме престарелых, — заявила она, садясь в машину. — Слава богу, никто из знакомых меня с тобой не увидит.
Я была в шоке: свидание! Я-то не сомневалась, что все ограничится концертом. И вот Барри открывает передо мной заднюю дверцу.
Я никогда не была на скачках. Мама не отвела бы меня в такое место: к лошадям, под открытым небом, где никто не читает книги и не размышляет о Красоте и Роке.
— При обычных обстоятельствах я бы не согласилась, — пояснила она, устраиваясь на переднем сиденье и пристегиваясь. — Но идея улизнуть на часок так соблазнительна, что нету сил.
— Тебе понравится. — Барри втиснулся за руль. — Грех в такую погоду пахать на журнальных галерах!
— Это всегда грех, — отозвалась она.
Мы двинулись по автостраде в сторону Кахуэнги, на север, прочь из Голливуда, в долину Сан-Фернандо, а потом на восток в сторону Пасадены. Жаркое марево накрывало город, точно крышкой.
Ипподром Санта-Анита расположился у отвесных синих склонов хребта Сан-Гейбриел. От ярких клумб и безупречных газонов в задымленный воздух поднималась жирная цветочно-травяная струя. Мама шагала немного впереди, притворяясь, что они с Барри не знакомы, но потом сообразила, что так одеты абсолютно все — тут и там мелькали белые туфли и зеленый полиэстер.
Лошади блестели, точно хорошо смазанные металлические механизмы на стальных пружинах. Жокеи в сверкающих на солнце атласных рубашках проводили вдоль трибун пары скакунов: молодые лошади рядом с более опытными и спокойными. Разгоряченные животные нервно шарахались от детей за заграждением и пугались флагов.
— Выбери лошадь, — предложил Барри.
Мама выбрала белую кобылу под номером семь, из-за имени — Гордость Медеи.
Жокеи с трудом водворили скакунов в кабины, и когда стартовые ворота открылись, лошади дружно рванули вперед по грунтовой дорожке.
— Семерка, давай! — кричали мы. — Принеси удачу!
Она пришла первой. Мама смеялась, обнимала меня и Барри. Я впервые видела ее такой взволнованной, веселой и помолодевшей. Барри поставил от ее имени двадцать долларов и теперь протянул ей выигрыш — сотню.
— Поужинаем? — спросил он.
Да, взмолилась я про себя, пожалуйста, скажи да! Как можно теперь ему отказать?
В местном ресторанчике мы с Барри заказали салаты и слабо прожаренный бифштекс с печеной картошкой и сметаной. Мама ограничилась бокалом белого вина. Ингрид Магнуссен в своем репертуаре. Она выдумывала правила — и неожиданно они оказывались начертаны на Розеттском камне, поднимались со дна Мертвого моря или смотрели на вас со свитков династии Тан.