Она ни разу не написала: «А ведь я тебе говорила».
Пришел фокусник. Меня заворожили его красивые руки и округлые, текучие движения. Я не могла оторвать глаз от его пальцев, они были интереснее любых фокусов. Он прямо из воздуха взял букет бумажных цветов и с учтивым поклоном вручил мне. Я подумала, что такова и любовь — она берется ниоткуда, яркая и неправдоподобная. Как Рэй, который лепил меня пальцами, точно мягкий воск.
Рэй… Я старалась не думать о том, что он сбежал, бросив меня истекать кровью. Я знала, почему, когда приехала «Скорая», его там не было. Он чувствовал примерно то же, что я по отношению к Дейви, — что изуродовал мне жизнь. И не мог этого вынести. Он с самого начала не хотел, чтобы мы были вместе, создала все это я, своей волей. Рэй как будто знал с нашего первого прикосновения, к чему это приведет. Его глаза постоянно умоляли оставить его в покое… Хотелось увидеться хотя бы раз и сказать, что я его не виню.
Иногда я просыпалась с уверенностью, что он придет переодетый, и мы снова будем вместе. Он виделся мне в каждом незнакомом интерне, санитаре или посетителе в детской палате. Я никого не винила. Могла бы сразу понять, чем все кончится. Особенно после мамы и Барри…
Единственным невинным во всей истории был Дейви. Сначала я недоумевала, почему Старр его бросила: наверно, подумала, что одной легче скрыться, или со страху совершенно о нем забыла. Теперь я знала — Дейви не захотел сам. Отказался бросить меня раненую. Отказался! Предпочел остаться без матери и спасать меня, дожидаясь «Скорой». Зная Дейви, я не удивлялась. Вновь нахлынули волны стыда и раскаяния. В тот первый день, на крыльце, он и не подозревал, что я поломаю ему жизнь, как Старр сломала его макет. Я наступила на него, когда бежала на встречу с Рэем.
Мать прислала стихотворение «Моей Астрид, которая живет, несмотря ни на что». Из головы никак не шли несколько строчек:
Несмотря на страхи и угрозы,
Ошибки женщины не то, что — девочки:
Огнем на камне выжжены,
Они черта, а не ошибка…
Еще хуже, чем «а ведь я тебе говорила»!.. Я девочка, мне всего четырнадцать, для меня еще возможно спасение и искупление! Я могу начать новую жизнь и больше не грешить. Я смотрела волком, когда со мной заигрывал физиотерапевт, худощавый парень, добрый и красивый… Чтобы прогуляться туда-сюда по коридору, требовалось полдня. Меня перевели с демерола на таблетки перкодана.
Если бы мне было куда идти, отправили бы домой через две недели, а так я поправлялась на казенные деньги, пока не смогла ходить с палочкой и не зажили раны. Тогда нашли новую семью и отослали с месячным рецептом перкодана, мамиными письмами, книгами, деревянной шкатулкой и плакатом звериного помета, который подарил один несчастный мальчик.