Он почистил ботинки, а она погладила брюки и пиджак — ещё «допосадочный», единственный, лицованный, штопанный и латанный со всех сторон.
И вот Володя в пиджаке и плаще пересекает двор. Вот этот подъезд, эта обшарпанная лестница с надписями мелом. Ничего не изменилось. Сколько раз там, в лагерях, он вспоминал, как бегал туда-сюда вдоль этой исписанной стены, по этим ступенькам… И, лёжа на нарах, спрашивал себя: неужели больше никогда не увижу?..
Лидия Викентьевна всплеснула руками, воскликнула: «Смотри, кто пришёл!», но особенно удивлена не была. Зато для Тани его появление было полной неожиданностью.
— Володька… ты… — только и сказала она.
Он решительно подошёл к ней, обнял, привлёк к себе. Она безвольно поддалась.
— Здравствуй. Вот и встретились.
Они сели рядом на диван и некоторое время смотрели друг на друга.
— Да, — сказала Таня. — Мне казалось это невозможным… что когда-нибудь увидимся…
Она отвернулась и замолчала. Володя видел, как сильно она изменилась. Можно сказать, от весёлой розовощёкой хохотушки не осталось ничего. Мать не зря его предупреждала. Перед ним сидела немолодая, сутулая, иссиня-бледная женщина с погасшим взглядом и сжатыми серыми губами. Встретил бы во дворе, нипочём бы не узнал.
— Видишь, во что я превратилась, — сказала она, всё так же глядя в сторону. Словно перехватила его мысль…
— Лагерь никого не украшает, — проговорил он со вздохом. — Ты всё же молодец, другие возвращаются в ещё худшем состоянии. А вот Вася Анохин вообще не вернулся…
Оба надолго замолчали. Лидия Викентьевна сказала:
— Я на кухню, чайник поставлю. Попьём с Володиными конфетами.
Они остались в комнате одни. Таня вздохнула и посмотрела на Володю:
— Я слыхала, ты учишься. На историческом? Молодец. А я не могу учиться: концентрация отсутствует, мысли разбегаются. Я, знаешь, болею… Да ты знаешь, конечно. Работать? Может быть, если что-нибудь подходящее найдётся, несложное. А вообще-то у меня инвалидность.
Они опять замолчали. Появилась Лидия Викентьевна с горячим чайником. Расставила чашки, пригласила к столу. Но и за чаем оставалась какая-то неловкая скованность. Лидия Викентьевна попыталась наладить разговор:
— Володя, расскажи про университет. Как там?
— Обыкновенно. Учусь. Вообще-то учиться интересно, я люблю историю. Профессора есть такие — заслушаешься. Но есть и скучные лекции, и ненужные предметы. Ребята? Да ничего вроде. Я, по правде говоря, ни с кем особенно близко не общаюсь. Они моложе меня, и потом… Я такое повидал, им это не понять. А я и объяснять не стану…
— И Танюша ничего мне не рассказывает. А я ведь не посторонняя, я мама, — это было сказано непосредственно Тане.