Яг совсем помрачнел. А Грон задал новый вопрос:
— Сообщение в Западный бастион передали?
Яг дернул головой в жесте, слегка напоминавшем отрицание.
— Почему?
— Я не знал, сколько они здесь задержатся… Они могли бы устроить засаду.
— Яг! Ты хочешь сказать, что полная дивизия да еще гарнизон Герлена не смогли бы!.. — Он замолчал, изумленно глядя на него.
Яг насупился, и Грон понял, что тот не хотел никому сообщать о своем позоре. И это стоило им верфи.
— А кто снял дозорного с маяковой башни?
Яг заерзал:
— Я подумал, что раз уж так… К тому же на сторожевой… А на море… После того как мы разгромили горгосцев… — Он замолчал, потом, тяжело вздохнув, произнес: — Я.
— Со сторожевой море видно плохо, — возразил Грон. — Она у стены, обращенной к степи, потому и дозорная площадка развернута к степи. — Но, сообразив, что всякие разговоры опоздали, просто махнул рукой. Яг еще больше насупился. Они помолчали. Потом Грон глухо спросил: — Почему никого не прислал с эскадрой? Или информация, собранная Смуратом, тебя не интересует?
Яг пожал плечами:
— Здесь было много работы. К тому же все, что имеет Смурат, он прекрасно рассказал тебе.
Это было уже слишком. Грон почувствовал, что вот-вот сорвется. Он сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, и, немного успокоившись, протянул руку, и потрепал Яга по плечу:
— Ладно, старина, тебе сильно досталось за последнее время. Иди отдохни, я все поправлю.
Яг сморщился, будто глотнул ослиной мочи, и, ни слова не говоря, вышел из кабинета. А Грон понял, что своей последней фразой нанес ему тяжелую обиду, но ничего, чтобы исправить положение, сейчас в голову не пришло, да и не до того было. А потом он забыл о том, как окончился этот разговор.
Спустя два часа он собрал старших офицеров. Всех, кроме Яга. Когда Грон сделал знак, разрешающий садиться, капитан Икамор, один из тех, кто пришел тогда с Гамгором, остался стоять, возмущенно сверкая глазами. Грон поднял на него вопросительный взгляд. Икамор глубоко вздохнул и заговорил:
— Я требую наказания полковника Яга. Всю зиму он влезал в те дела, в которых ничего не смыслит. А после отхода эскадры все взял в свои руки. И то, что мы понесли такие потери, лежит на его совести. — Он перевел дух и продолжил: — Когда ситаккцы ворвались в гавань, он запретил открывать стрельбу из катапульт, заявив, что мы можем повредить свои собственные корабли, а когда униремы были захвачены вместе с пирсами, отказался дать команду на использование зажигательных снарядов. Потом не позволил сделать ночную вылазку, чтобы дать возможность мастерам с верфи укрыться в крепости и… — Тут он заметил жест Грона и осекся.