— А кто докладывал? — как бы невзначай полюбопытствовал Алим-бей.
— Какой-то солидный господин.
— Фамилии не скажете?
— Откуда же мне знать? В Евпатории двадцать тысяч жителей.
— Грустно… Грустно, что не знаете. Уж кому-кому, а вам, господин Шокарев, надо было бы нам помочь.
— А вы подождите немного,— вмешался Гринбах.— Докладчик, вероятно, скоро выйдет.
— Черта с два выйдет! У них тут, конечно, потайной ход. Но ничего. Надолго не исчезнет. И не таких ловили!
На улице друзья, не сговариваясь, пошли к берегу.
— Слушай, Самсон! — сказал все еще потрясенный Володя с какой-то не свойственной ему звонкостью в голосе.— Отец у тебя — незаурядный человек. Оратор, историк, политический деятель. При таком отце ты не можешь не быть коммунистом. Правда?
— В чем дело?
— Скажи откровенно: если б тебе дали миллион, ты продолжал бы оставаться коммунистом?
Гринбах молчал.
— Володя! — сказал Леська.— Это вопрос бестактный. Самсон имеет право на него не отвечать.
— Но я ведь знаю, что он мне завидует! — горячо воскликнул Володя.— Завидует, несмотря на то, что у него такой замечательный отец! Завидует, хотя у меня другой отец, гораздо менее замечательный. Но потому-то он мне и завидует, что у меня такой незамечательный отец!
— Ну-ну, ты уж зарапортовался! — сказал Леська.
— Нисколечко! Я знаю, что говорю. Ответь на мой вопрос, Самсон. Честно ответь, если мы с тобой действительно лучшие друзья!
— Во-лоо-дя…— почти страдальчески протянул Леська.
— Брось, Елисей,— отозвался Гринбах, побледнев.— Он вправе задать мне этот вопрос, и я обязан на него ответить. Да, Володя, если ты из твоих пятнадцати миллионов дашь мне миллион, я пойду к тебе в секретари и стану служить твоему капиталу верой и правдой.
— Сима! — в ужасе воскликнул Леська.— Неправда! Ты так не сделаешь!
— Но что это меняет? — с каменным спокойствием продолжал Гринбах, точно и не слыша Леськиных причитаний.— Можешь ли ты дать каждому коммунисту по миллиону? А так как коммунисты рождаются из пролетариата, то сможешь ли ты дать по миллиону каждому пролетарию? Не сможешь? Значит, купив Самсона Гринбаха, ты выиграл только одного Самсона Гринбаха. Что же изменилось? Революция остается революцией.
— Черт знает этого Гринбаха,— с облегчением сказал Леська.— Умен так, что даже страшно.
— А что тут удивительного? — смущенно отозвался Володя.— Помнишь, как у Достоевского сказано о русском гимназисте: дайте ему карту звездного неба, он найдет в ней ошибку.