Инквизитор не любил больших городов. Ибо что они могли предложить? Кричащую толпу, растёкшуюся по грязным узким улицам. Взвинченные до небес цены на товары. Вонь нечистот, выливаемых из окон и текущих по улицам. Гостиницы, заполненные людьми от пола до потолка. Нищих. Шлюх. Бандитов. Бичующихся. Циркачей. Ну, циркачи, может, ещё были не из худших, и Ловефелл любил время от времени поглядеть, как они танцуют на канате, крутят сальто, жонглируют мечами и глотают кинжалы или огонь. Когда-то он даже видел, как какой-то оболтус швырнул яблоком в балансирующего на высоте канатоходца, а тот упал и сломал себе шею. Но толпа была в восторге! А когда Ловефелл через год вернулся в этот город, то увидел, что трактир, рядом с которым имело место это событие, изменил своё название и называется теперь «Под Канатоходцем». Ну а мелкие городские удовольствия были ничем по сравнению с неудобствами, которые несло с собой нахождение среди большого скопления людей, и, что ещё хуже, необходимость выполнения в нём каких-либо дел.
Ловефелл также солгал, объясняя, почему он не расспросил Мордимера о его прошлом. Это не было вызвано ни деликатностью, ни уважением к тайнам подопечного. Просто он знал, что не услышит правды, и не хотел принуждать юношу ко лжи. Он также задумался, смог бы он в словах парня отличить ложь от истины, ибо его разум, казалось, был похож на кладовку, закрытую на крепкий замок. И нужно было найти отмычки для этого замка, а не разбивать его при помощи лома.
* * *
Ловефелл за время своей довольно долгой жизни использовал различные имена, различные фамилии и различные прозвища. Впрочем, Арнольд Ловефелл тоже не было тем именем, под которым он пришёл в мир, но именно под ним его знали в Инквизиториуме и Монастыре. Или, может, лучше сказать: такое имя было дано ему в Монастыре, чтобы именно под ним он был принят в Святой Официум. Он выступал в различных ролях. Он был торговцем пряностями, начальником венецианской конторы, капитаном корабля, помазанным рыцарем, имперским шпионом, византийским епископом, и даже владельцем борделя. Он очень редко представлялся инквизитором Его Преосвященства епископа Хез-Хезрона (на что он имел соответствующие, и даже не сфабрикованные, а настоящие, документы), и уж почти никогда – тем, кем он был в действительности, то есть инквизитором Внутреннего Круга. Почти никогда он также не надевал официальный наряд инквизиторов: чёрный плащ с изображением серебряного сломанного креста. Перед визитом к настоятелю он задумался, какую роль будет играть в этот раз и как обосновать свой интерес к судьбе мальчика, который, вероятно, провёл в монастыре как минимум несколько месяцев. Отверг различные варианты, пока, наконец, не признал, что будет с наибольшим уважением принят, если представится посланником епископа Хез-Хезрона, что, по крайней мере, освободит его от объяснений, почему он расспрашивают об одном из домочадцев монастыря. Епископ просит информацию, а значит, рассчитывает её получить, и отказать в помощи было бы проявлением совершенно необоснованного отсутствия вежливости.