Дочери, как вскоре выяснилось, с родителями почти не общались и бо́льшую часть времени проводили на втором этаже, у себя в спальнях – где занавески были. Когда вся семья ужинала в столовой, девочки старались сесть подальше от родителей; в их позах и движениях читалась неприязнь. Дважды, в пятницу и в субботу, Стив стал свидетелем семейных скандалов в гостиной. Слов он, разумеется, не слышал, но искаженные криком лица, махание рук и топанье ног не оставляли сомнений в том, насколько обе стороны друг другом недовольны.
Что касается самого Маккола, то время он проводил в основном перед телевизором в гостиной или за компьютером у себя в кабинете. Жена его, как правило, с улицы была не видна – наверное, находилась на кухне или у себя в комнате в задней части дома.
Спать семья ложилась в одно и то же время, словно по раз и навсегда заведенному ритуалу. Сперва выключала свет в задних комнатах первого этажа и поднималась наверх жена. Затем наступала очередь самого Маккола: один за другим гасли огни в комнатах первого этажа, затем в ванной и в спальне на втором. Стив дежурил на посту – мысленно он называл это «дежурством» – с восьми или четверти девятого и примерно до полуночи. Он начал наслаждаться своими ночными дозорами. Была в них какая-то успокоительная рутина. Ему нравилось наблюдать за семьей Макколов, подмечать их манеры, привычки, способы общения друг с другом. Кроме того, это давало ощущение силы – ведь в любой момент он мог войти в дом и положить жизни Маккола конец. Стива даже начало раздражать то равнодушие и высокомерие, которое шеф демонстрировал на работе. Правда, так он общался всегда и со всеми; однако теперь, вспоминая, что лишь благодаря его благородству и душевной широте, Маккол еще жив, Стив чувствовал себя оскорбленным. Что этот человек о себе воображает? Да ведь он, если захочет, в любой момент может вломиться к нему в дом и отрезать голову его дочери – или обеим дочерям. Или раскромсать груди и влагалище его жены, или просто размозжить ей череп. Или разрубить надвое самого Маккола. Причем он ничего такого не делает. Он великодушен!
А Маккол этого совсем не ценит.
Часто, вернувшись домой, Стив был еще бодр и полон энергии. Тогда он включал компьютер, писал час или два, пока не начинали слипаться глаза, и лишь после этого ложился. Новый рассказ получался очень хорош – быть может, лучший из всего, что писал Стив до сих пор; и, закончив, он сразу отослал рассказ в журнал.
Уже давно – пожалуй, с колледжа – он не испытывал такого творческого подъема, такого вдохновения. Странно все же устроен человеческий мозг.