Руки многолики и бесконечно разнообразны. Рука внутри ее может быть крохотной, как кончик мизинца, или огромной, как кулак. Руки проникают, гладят, потирают, сжимают, щекочут. Была у нее тайная фантазия: оказаться во власти нескольких мужчин, на четвереньках в коробке со множеством отверстий – и пусть они просовывают туда руки, щупают ее, ласкают, шлепают. Она представляла множество мужских рук: руки на грудях, в волосах, во рту, в киске, в заднице. Пусть мнут ее, тыкают, пронзают! Об этом фантазировала она, лаская себя в одиночестве, – и эта фантазия, вместе с собственной рукой, дарила ей такой оргазм, какого никогда не давало обычное совокупление.
Руки способны и ранить, и исцелять; в двух гибких отростках красноречивее, чем в какой-либо иной части тела, проявляется двойственная природа человека.
В детстве она смотрела фильм ужасов «Руки Орлака». О том, как пианисту, потерявшему руки в какой-то катастрофе, хирург пришил руки убийцы. Возможно ли такое? Если Джим умрет, возможно ли спасти его руки и пришить их кому-нибудь другому? Разумеется, можно сделать бронзовую отливку или гипсовый слепок; однако больше всего она любила в его руках не форму, а движения, их чуткость и гибкость. Что, если, пришитые к другим плечам, они утратят свои чудесные свойства? Другой мозг будет управлять ими, и попытка воссоздать чудо обернется фальшивкой, бледной копией реальности.
Это был ее самый страшный кошмар – потерять руки Джима. Каждый вечер она молилась о том, чтобы оба они жили долго и счастливо, а когда придет время умирать, пусть она умрет раньше. Только бы ей не пришлось жить без Джима!
И без его рук.
Даже сейчас, годы спустя, он не понимал ее истинных чувств. Секс для него был сосредоточен в гениталиях. Член и киска, простые движения. А руки – так, для прелюдии, своего рода необходимое зло, чтобы подготовить ее и себя к настоящему сексу.
Для нее же, напротив, совокупление было не более чем умиротворенной лаской, расслаблением после оргазма, испытанного в его руках. Он входил в нее, начинал двигаться туда-сюда, – а она просто лежала, чувствуя, как растекаются по телу и постепенно затихают волны наслаждения. В сущности, она делала ему одолжение, хоть он этого и не понимал. И ладно, пусть думает, что ее возбуждает его член, что к вершинам восторга ее возносит его мужественность.
По иронии судьбы, ее руки казались Джиму слишком грубыми. Ему нравился минет, нравилось, как она ласкает его губами и языком, но руками он позволял ей лишь сжимать свой пенис у основания, а потом останавливал ее со словами: «Если б я хотел, сделал бы это сам. – И легонько надавливал ей на затылок, придвигая голову к своим коленям. – Поработай-ка лучше язычком».