И снова девственница! (Соломахина) - страница 80

– Пойдем, дорогая. – Дама взяла под ручку свою подопечную. – Кстати, чтобы без компаньонки приезжала в первый и последний раз.

Нравоучительный тон разбивался о легкий гул, охвативший блондинистую голову. Она и без того знала, что нарушает правила, но поскольку сам король назначил Друзэллу в наставницы, то наличие леди на приеме вполне сглаживало ситуацию. В конце концов, именно она настаивала на обязательном присутствии в этом балагане престарелых куриц. Была бы Любина воля – сидела бы она сейчас дома и стригла нитки для Моне.

Ей настолько понравилось ткать, что она решила штраф за полученные ранее повреждения взять с мага натурой, то есть ткацким станком. Накупила шерстяных ниток и теперь резала их семисантиметровыми кусочками для будущего панно в стиле любимого импрессиониста. Иногда, потому как времени катастрофически не хватало, а вдохновение терзало. «Утро на Сене в Живерни» – одна из любимых картин, которую она планировала воплотить в нитках. Люба вообще любила воду во всех ее проявлениях, в том числе и на полотнах.

Опустившись на скамеечку, попаданка откинулась на спинку, чувствуя, что головокружение не желает отступать, более того, усиливается.

Вскоре ей стало настолько плохо, что она даже не заметила, как телепортационный вихрь закрутил тело, а после выплюнул на каменные плиты пола. Не успев ничего сообразить, Люба почувствовала, как ее больно хватают за волосы, раскрывают пальцами рот и засовывают туда кляп. Автоматически она попыталась отбиться, но вторая рука похитителя сдавила шею, окончательно перекрыв доступ кислорода. Вот тогда Люба испугалась по-настоящему и распахнула зажмуренные глаза. На нее смотрела молодая и, соответственно, более темноволосая версия Базальда с той лишь разницей, что глаза были зеленого цвета, а губы – полнее. Сейчас они растягивались в настолько отвратительной улыбке, что впору ее назвать оскалом похотливого койота или чем-то вроде этого.

– Привет! – Он улыбнулся еще шире, и для Любы начался кошмар.

Слезы текли из прекрасных васильковых глаз, делая их еще ярче. Самым отвратительным было мерзкое чувство беспомощности. Даже Брэгдан с его садистскими замашками не позволял себе такого! Хотя на этот счет обольщаться не стоило. Страх парализовал тело, не осталось ни одной мысли, кроме как суметь выжить и открутить потом негодяю органы размножения.

– Не закрывать! – командовал неизвестный. – В глаза смотреть!

Затем насильник, невзирая на полуобморочное состояние жертвы, потащил ее к гигантской крестовине и со вкусом приковал наручниками. Пара пощечин, стакан воды на голову, и Люба с трудом открывает опухшие от слез глаза.