— Адъютант Ганс давно подозревал его и грозился высечь, — кивнула Жюли.
— Как и его сиятельство, — вспомнилось мне.
— Он такой непреклонный! — улыбнулась Жюли.
— И упрямый.
— Сразу видно, человек военный.
— И, несмотря на это, уязвим.
— Он просто молод.
— Но уже при чине.
— Однажды он станет генералом.
— Так ведь уже, — удивилась я и приподняла брови. — Постой-постой… Я говорю о его сиятельстве, а ты о ком?
— Ах! — Жюли вспыхнула румянцем. — А я о молодом адъютанте…
И отвела лукавые глаза.
Следующую пару дней адъютант был единственной ниточкой, связывающей всех обитателей замка с его мрачным хозяином, и вторая неприятная новость состояла в том, что его сиятельство загулял.
Запершись в покоях, он никуда не выходил и никого не хотел видеть. Второй этаж опустел и насквозь пропитался сладковатым дымом, слуги тенями шарахались по углам, а Ганс ругался сквозь зубы и призывал на генеральскую голову все возможные кары. Все чаще я видела его с ведром воды и тряпкой, Жюли караулила молодого человека у балюстрады, но не решалась попадаться на глаза. Не решалась попадаться и я, подсознательно ощущая вину за нынешнее состояние его сиятельства. Завтракала и ужинала в полном одиночестве, но к обеду второго дня не вытерпела и, улучив момент, проскользнула к запретной комнате. Дверь в нее была распахнута наполовину, и генерал оказался там.
Я видела, как он сидел вполоборота, откинувшись в кресле. Рядом на столе лежали уже знакомые мне письма, картины были снова завешены темным атласом, но высохшие розы — заменены на свежие, а раскиданные книги аккуратно расставлены по полкам.
В глубокой задумчивости генерал затягивался дымом из длинной бамбуковой трубки с маленькой расписной чашечкой наверху, тягучий и сладкий туман клубился вокруг, в ажурной лампе то и дело вспыхивал огонек, его отражение мерцало в очках генерала, словно василиск зловеще подмигивал. Но я знала, что он не видит меня. Дитер думал о чем-то своем. Может, вспоминал каждую из окаменевших жен, может, думал о матери, умершей от оспы, или о ненавистном отце.
— Дитер… — прошептала я и умолкла, выжидая.
Кто-то тронул меня за плечо. Я подпрыгнула и встретилась с осунувшимся лицом Ганса.
— Уйдите, — устало попросил адъютант, прижимая к груди наполненное водой ведро. — Фрау, пожалуйста.
— Но…
— Он все равно не узнает вас, — перебил адъютант. — Когда его сиятельство курит опиум, с ним бесполезно разговаривать.
— Как же так? — выдохнула я. — Это недопустимо… так нельзя. Надо что-то делать.
— Вы сделали все, что могли, — мрачно отозвался Ганс. — Позвольте мне самому разобраться, это не в первый раз.