Монголо-татарское нашествие и создание Московского государства показали другую черту славян — удивительную гибкость и рациональность. Ведь они создали совершенно чуждое им по форме государство, скорее, дальневосточного типа. Рациональность нарождающихся русских объясняется традиционной свободой принятия решений руководителями даже самых мельчайших коллективов и просто отдельными людьми, которая не была скована чрезмерным обилием ограничений и традиций. Гибкость и свобода принятия решений были закреплены на ментальном уровне в ходе многочисленных и продолжительных миграций.
В условиях миграций и военно-политических пертурбаций у восточных славян закрепилась установка на то, что отдельный малый коллектив или полноправный человек может сам определять свою этносоциальную принадлежность, подданство государству или правителю. Всё это можно было менять. А иногда это становилось единственной возможностью выжить в условиях краха очередной потестарной системы. Но иногда локальная идентичность «намертво» сплачивалось с членством в воображаемом сообществе в случае имеющихся каких-либо привилегий либо других обстоятельств. Вот почему этноязыковая принадлежность у некоторых восточных славян и происхождение не слишком жёстко привязаны к идентичности, в то время как у других — спаяны намертво.
Но после создания Русского государства основные установки ментальности пришли в противоречие с государственной моделью. Русские продолжили активно мигрировать, осваивая гигантские просторы Сибири, уходили в казаки, бежали за рубеж.
Но появилась необходимость к совместному проживанию большого числа самых разных русских в одном и том же месте в рамках общества с огромным количеством правил и установлений, что вызвало жестокий ментальный диссонанс, приведший к опричнине и Смуте.
Очень скоро, чтобы как-то разрядить ситуацию, русские вновь начали отпочковываться друг от друга, но теперь уже не территориально, а социально-ценностно: кто-то стал старообрядцем, а дворяне переоделись в заграничное платье и начали говорить на иностранных языках.
Появился феномен ложных общностей, когда находящиеся на одном пространстве и социально взаимодействующие друг с другом русские люди максимально ценностно-психологически обособляются друг от друга, стремятся создать свои небольшие миры, максимально закрытые для других.
А где же коллективизм? В русской традиции коллективизм — это качество, практикуемое между своими в узкой группе или в самых больших масштабах, но короткое время, в какой-нибудь экстремальной ситуации. В условиях затянувшегося Великого переселения и набегов кочевников такие ситуации не являлись редкостью. И у русских индивидуалистов, восприимчивых и гибких, выработалась способность «в случае чего» вести себя подобно коллективистам. Государство восточного типа старательно внедряло чрезвычайные практики в повседневность (передельно-паевая община, колхозы). Такие практики, будучи в определённом отношении успешными, деформировали русскую повседневность, и отнюдь не переставали быть чрезвычайными.