Так что хутора как появляются, так и исчезают как первый снег при нулевой температуре, ибо и изнутри хлипки, и друг другу не помогают. Кое-какие, конечно, выживают и подумывают об объединении с другими. Особенно этот процесс активизируется, когда государство окончательно просядет и не сможет уже ни защищать, ни давить.
И начнётся новый виток этногенеза на месте русского народа либо банальной ассимиляции. И новый менталитет русских будет определять правила и условия объединения, которые станут жёстко влиять на внутреннее устройство хуторов, стандартизировать их: такие в нашу сеть возьмём, а такие — нет. А в сети хотя бы жить можно, хотя бы как-то протянуть.
Русская русофобия: реальные причины
В связи с событиями на Украине мы «грубо и зримо» в очередной раз столкнулись с некоторыми явлениями, с такими как фактически русофобский настрой многих этнических русских, в том числе и называющих себя националистами.
Под панцирем российской имперской государственности у русских сохранились представления о необходимости жить отдельными компактными, максимально независимыми сообществами, каждое из которых максимально подчёркивало свою самостоятельность. Сохранению такой архаики способствовало само имперское государство, выстраивавшее такие сообщества в иерархическом порядке. Их раздробленность и соперничество были крайне удобны для сохранения власти имперской элиты.
Русские осознавали государство как некий внешний панцирь, под которым можно и нужно вести фактически прежнюю доимперскую жизнь. Это способствовало появлению слоистости русской этнической ментальности, в которой более архаичные элементы не трансформировались, а сохранялись сравнительно нетронутыми под более современными наслоениями. Русские очень легко меняли «вывески» и внешние формы, но прекрасно сохраняли самое консервативное содержание зачастую в неявном, внешне абсолютно «модерновом» виде.
Сообщества русских, претендующих на независимость за исключением казачеств, перестали быть территориальными, став в начале социально-сословными, что проявлялось в сословной розне, неприятии социальными группами друг друга. Потом это деление стадо ещё более дробным: партийным и субкультурным. В среде интеллигенции, например, оформились западники и почвенники, левые и правые и их всевозможные типы и подтипы.
Если не брать уровень парадных деклараций, в действительности все эти партии и субкультуры претендуют едва ли не на национальную независимость и едва ли не на этническую самобытность. Никакой борьбы за объединение реально нет. Наоборот, идёт размежевание и кристаллизация мельчайших типов и подтипов. Как в удельный период Руси собственные княжения образовывались в самых наимельчайших городках. И все эти наноквазисубэтносы (например, различные типы патриотов, консерваторов) и более масштабные квазисубэтносы (представители власти, либералы) активно борются за ресурсы и влияние. И отсутствие солидарности, ярость вражды между внутрирусских наноквазисубэтносов гораздо сильнее, чем между схожими партийными и субкультурыми группами многих других народов. Иногда они доходят едва ли не до уровня межэтнического конфликта.