— Рон, не шипи. Меня пару раз так допрашивали. Это неприятно, но, если пленку берет умелый жнец, довольно терпимо.
— А что с нами будут делать? — негромко спросил Алан.
— Возьмут кусочек твоих воспоминаний, — хмуро отвечал Эрик. — На пленке записывается все — от твоих эмоций до того, что ты видел, но не зафиксировал в своем сознании. На это они, видимо, и рассчитывают.
Нокс нервно рассмеялся.
— Надеюсь, они будут осторожны. Если пленка размотается слишком сильно, то от этого и умереть можно. Или на всю жизнь остаться овощем, пускающим слюну.
Хамфриз вздрогнул.
— Я не думал, что это так трудно.
— Будь это легко, — буркнул Эрик, — они бы давно взяли по куску пленки у каждого из нас и нашли бы этого ублюдка. Алан, только не нервничай и не напрягайся. Хуже будет.
Алан немедленно вцепился руками в стул. Нервы мелко завибрировали.
— Ну что, юные дарования, — осведомился шеф евробюро, — вы готовы? Начнем с вас, стажер Хамфриз.
Алан, еле передвигая ноги, подошел к столу с проектором. Коса главного начальника выглядела… как, собственно, коса. И от этого гран босс очень напоминал Смерть со средневековых гравюр.
— Тарлах, оставь, — вдруг сказал Спирс. — Я сам возьму пленку.
Тарлах чуть улыбнулся и сел. Он-то знал, что Уилл относится к своим сотрудникам, с одной стороны, как к неотъемлемой собственности, а с другой — как кошка к котятам. Сам шпыняет их без всякой жалости, но тот, кто тронет любого из спирсовского отдела, пожалеет, что родился на свет.
— Ладно, Уильям. Только осторожней.
Спирс сидел на стуле, вытянув пострадавшую ногу.
— Подойдите ближе, Алан, — сказал он. — Снимите перчатку, расслабьтесь и ни о чем не думайте.
Алан стащил перчатку и протянул руку. Плотоядно щелкнул секатор, и юноша зажмурился. Расслабишься тут, как же… Ладонь вспыхнула от боли, и сразу же зашуршала пленка.
— Все, — сказал Уильям через несколько минут. — Спасибо, Алан.
Стажер открыл глаза. К нему подошла Малена с целебной мазью и бинтом.
— Просмотрим сразу? — спросила Флер.
— Пожалуй, — кивнул Тарлах. На лица жнецов упали цветные блики от раскручивающейся ленты.
…Алан не знал, что это будет так. Он собирал пленку, но никогда не думал о том, что может чувствовать живой человек, когда при нем прокручивают запись его мыслей, воспоминаний, чувств, ощущений, самых сокровенных, самых тайных, самых… И это невыносимо, когда все смотрят на то, что ты прячешь в глубине своей души только для себя! Взгляд наставника прожигал дыру в теле. Алан вскинул руку и, словно защищаясь, закрыл лицо локтем. Скрипнул стул, и тяжелая рука легла на плечи Хамфриза.