— Слишком много мыслей, — шепнул, снова склоняясь к ней, Янсрунд.
Когда он снова коснулся ее губ, обжигая своими ледяными, Йанта дернулась, помня предупреждение, но в этот раз поцелуй вышел совсем легким и быстрым. И все-таки даже от такого все соображения мгновенно вылетели из головы. Холодное пламя. Она захлебнулась собственным стоном, сгорая в нем, беспомощно теряя волю к сопротивлению. Еще поцелуй, и еще…
Она едва почувствовала, как уверенно бесстыдные пальцы гладят внизу, проникнув между бедер. И как холод чужих рук и собственный влажный жар смешиваются в упоительном противостоянии. Комната вокруг закружилась, поплыла, стены исчезли, раскрывая бескрайний простор ледяной пустыни и такого же бесконечного неба… Все-таки сон. Иначе разве мог бы снег принять их тела, как самое мягкое и теплое ложе? Разве могло бы ей, обнаженной, быть так жарко среди алмазной пыли, летящей со всех сторон. Сон… Пусть это будет сном, пожалуйста!
— Ты и вправду полна огня, — шепнул мучитель. — Сладкого, жаркого, золотого пламени. Хмельного и пряного, как лучший в мире глёг. Тебя приятно пить, а взять — еще лучше…
Его пальцы небрежно пробежали по переливчатой паутине, лаская Йанту там, где нити льнули к телу. Весь мир вокруг пах морозной свежестью — ароматом кожи и волос Янсрунда. Или это все-таки снег?
— Не смей закрывать глаза.
Не убежать, не спрятаться даже в такое слабое укрытие. Не обмануть саму себя, что не хочешь или хочешь кого-то другого. Потому что плавишься под умелыми руками, таешь, будто стала льдинкой на солнце, и хочется еще, еще… Йанта с трудом подняла тяжелые веки и беспомощно посмотрела в серебро непроницаемого взгляда, ловя хоть тень каких-нибудь чувств, но глаза Янсрунда скрывали душу так же надежно, как тысячелетний ледяной панцирь — землю спящих под ним Островов. Если у Янсрунда вообще была душа.
И она сдалась. Подчинилась, изнемогая от стыда и бессилия, от ясного сознания, что хоть её берут и против воли, но сопротивляться еще можно было бы. Ведь Янсрунд и сам не хочет пока делать её безвольной куклой, ему интереснее живая горячая добыча. Дело не в страхе. Не только в нем…
— Ты меня хочешь, — сказали ненавистные узкие губы, снова растягиваясь в улыбке. — Не лги, ворожея. Ни мне, ни самой себе. Скажи правду, и я уберу паутину.
— Да… — прошептала Йанта. — Будь ты проклят… Да.
И уже было неважно, сон или явь творились вокруг. Потому что она не выдержала, не справилась, уступив слабости и искушению.
Улыбка Янсрунда стала торжествующей. А потом он почти лег на Йанту, упираясь ладонями в ложе над ее плечами, и коснулся губами паутины чуть ниже её ключиц. С тихим звоном разноцветная нить исчезла, и Йанта уже не понимала, что обжигает её таким мучительным удовольствием — тающие паутинки или собирающие их с её тела губы Янсрунда. Грудь, руки, снова грудь и живот, бедра… Она всхлипывала, не владея собой, бесстыдно подставляясь под эти легкие жалящие поцелуи, что дарили свободу и одновременно забирали ее. И когда паутина исчезла, последним хрустальным звоном растворившись в воздухе, она почувствовала себя еще более беспомощной, чем в ней. С узами, пусть и волшебными, можно было бороться, с Янсрундом — нет.