Литературная Газета, 6615 (№ 39/2017) (Литературная Газета) - страница 16

Через этот альбом происходит, если можно так выразиться, вочеловеченье поэта: закрываешь книгу с чувством, что ты – пусть совсем немного и недолго – тоже был знаком с Мариной Ивановной Цветаевой. И хочется взять с полки её томик, открыть и увидеть её стихи заново – обновлённым взглядом, через призму писем, трогательных надписей и заметок на полях. Собственно, в предисловии к «Библио­фильскому венку» сказано и об этом тоже: «Мы постарались сосредоточиться лишь на том, что несёт эмоциональный энергетический заряд непосредственного соприкосновения с жизнью и творчеством поэта». Этот энергетический заряд, безусловно, ощутим.

Взгляд с пальмы


Взгляд с пальмы

Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд

Баранов Юрий

Теги: Александр Гадоль , Режиссёр


Александр Гадоль. Режиссёр. Инструкция освобождения. М. Изд. «Э» 2017 288 с. (Современная проза русского зарубежья) 1000 экз.

Пальма в данном контексте – не тропическое дерево, а верхний, третий ярус тюремных нар (более известно среди тех, кого миновала чаша сия, название нижнего яруса – шконка). На пальме коротал дни и ночи лирический герой романа Александра Гадоля, за которым угадывается сам автор, отсидевший срок в современной украинской тюрьме. Но слово «Украина» он не употребляет, о ней ни разу не упоминается, все персонажи говорят только по-русски. Такое вот не просто ближнее, а близкородственное зарубежье, что бы там ни кричали порошенки и саакашвили.

Писатель говорил, что «Режиссёр» – это тюремный дневник. Он состоит как бы из двух перемежающихся тем. Важнейшая – собственно о самой тюремной жизни. Читатель получает массу информации – о тамошних порядках, правилах, обычаях, предрассудках. Почему, например, нельзя произносить слова «спросить», «просто» и «думать». Или, например, о том, как организуется скрытая от тюремной администрации переписка между зеками. Всё это очень интересно и хорошо написано. Стилистически изысканно и образно. Вторая тема, второй пласт текста – это «общие» рассуждения о самых разных вещах. Вроде бы общеизвестных, но ставших под взглядом автора вновь свежими, а порой и неожиданными. Например, о том, как власть меняет человека. Или – насколько трудно быть писателем...

Александр Гадоль не рассказывает читателю о двух, казалось бы, необходимых вещах – о том, кем был его лирический герой на свободе, и за что его посадили. Думается, это делается намеренно, ведь тюрьма – это то испытание, после которого человек уже никогда не будет прежним. И в данном контексте уже неважно, кем он был на свободе – учителем или аферистом.