Тумбочкина Агрипина Федоровна. Феникс императора (Тумбочкина) - страница 127

— Не поняла?

Карун гаденько так захихикал, что мне захотелось придушить его, вот прямо сейчас. Все внутри так отчаянно напряглось, что мне стоило огромных трудов взять себя в руки. Стоп! И порычать тоже мне захотелось?

Я повернула голову в сторону Рекса, уже понимая, чьи эмоции я только что усмирила. Вот после такого сюрприза мне впервые за время своих приключений захотелось напиться. Хорошо так напиться, когда в голове туман похлеще того, что плещется в пропасти.

А Карун тем временем что-то говорил.

— Что? — переспросила я.

— Говорю балда ты! Тебе тут не королевское лесничество, тут и съесть могут, — послушно повторил он, отслеживая мое ошеломленное выражение лица.

— Там тоже не побрезгуют, — отрезала я, и подошла к алхимику с совершенно сумасшедшим намереньем.

Присев рядом с ним, я с некоторым изумлением, пронаблюдала, как Дикий с большим удовольствием улегся у моих ног, положив свою наглую морду мне на колени. Алхимик насторожился, явно оставшись недовольным из-за вторжения в свое личное пространство, но промолчал.

— Ну? Заинтриговала! Чего хочешь?

— У меня что? Все на лице написано? — чуточку обиженно спросила я.

— Послушай, королям вообще-то положено читать по лицам!

— А-аааа, — кисло протянула я, но любопытство победило желание ответить — "Да, Ваше величество!" — Карун, вот что ты сейчас чувствуешь?

Он покосился на меня, наверняка уже мысленно прикидывая, куда бы меня сплавить и я решила зайти с другой стороны.

— Нет, не говори, я сама тебе попробую сказать. Дай руку! — потребовала я.

— Вот это сейчас все к чему было? — недовольно заявил он.

— Ну, Карун! — и вместо того чтобы ждать его высочайшего дозволения, взяла за запястье.

Сначала я не почувствовала ничего кроме тепла кожи, а потом… Это были совсем не такие ощущения, как при нечаянном контакте с Диким, их бы я ни за что на свете не приняла за свои.

Чуждые, но вместе с тем очень яркие, похожие на вспышки фотоаппарата. Вот: раздражение, ярость, и отдаленное недоумение и где-то уж совсем на задворках восприятия радость. Но все настолько ослепляющее, что я на секунду оглохла, пальцы сами собой разжались, а наваждение тут же схлынуло.

— Лиля! — меня кто-то тряс за плечи, а я все никак не могла отойти от совершенно сумасшедших ощущений.

— Бедлам, — пробормотала я, тряся головой.

— Ну хватит уже!

— Карун, перестань, не тряси меня больше, — и голос какой-то слабый, — плохо мне.

— Что произошло?

— О! Почувствовала твое раздражение, ярость, не любишь ты меня! — разглагольствовала я, ощущая под спиной приятную прохладу камня, — так, терпишь. А все потому, что до сих пор мыслишь как король, а не как простой учитель. У-уууууууу, чтоб я еще раз до вас нордов дотронулась, — от такой мысли снова противно замутило, — поделом мне!