Когда я снова решила заговорить с Мао, она уже отложила шитье и теперь внимательно наблюдала за мной. Я решила ее проигнорировать, молча, отвернувшись к окну.
— Госпожа Лилия, вам никто не желает зла, поверьте мне, — я повернулась к ней лицом и грустно улыбнулась.
— Большего зла, чем надо мной совершили, уже не будет, — Мао, как-то странно посмотрела на меня, но, видимо вспомнив что-то, быстро засобиралась.
— Я совсем забыла, совсем забыла, — поднявшийся вихрь из разноцветного шелка прошелся по комнате и скрылся в коридоре.
От нечего делать я села на кровать. Думать категорически не хотелось, предположений в голове крутилось много, но ни одно мне не нравилось, потому, как итог был един — меня хотят использовать. Было, отчего пригорюниться, чему я предалась. Погрузившись в полную апатию, я не заметила, как вернула Мао, хотя все-таки заметила, но не подала виду. Просто не хочу ни с кем говорить, а Мао явно так не считала.
— Госпожа, я принесла вам поесть. Здесь фрукты, молоко и хлеб, — хорошо хоть мясо не принесла, а то запах собственной горелой плоти раз и навсегда сделал меня вегетарианкой, — ваше платье почти закончено, не хотите примерить?
Почему-то меня ее веселый голосок стал раздражать, и я поддалась своему плохому настроению.
— А что мне разве нужно куда-то идти? — Мао воззрилась на меня слегка обижено.
— Но как же, а говорила вам госпожа, вечером состоится аудиенция… — я жестко оборвала ее и резко поднялась с кровати, едва не опрокинув поднос с едой, метнулась к окну. Руки безжалостно сминали шелк рукавов.
— Я не буду потакать чьей-то прихоти! Если меня хотят видеть, что ж, — меня затрясло от гнева, — вот она я! Можешь так и передать.
— Как пожелает моя госпожа, — холодно произнесла Мао, но в ее глазах блеснули слезы, с этим она покинула мою темницу.
Затащили черт знает куда, убили, взяли под стражу и надеяться на телячью покорность, ага вот прямо сейчас! Здесь, слава богу, никто не обязывал меня гражданскими правами, тем паче уголовным кодексом, поэтому будем жить, так как хочется и гори оно все, синим пламенем!
Рассчитывать, что меня оставят в покое, было бы легкомыслием, и власть имущий вседержитель в лице одного очень наглого и таинственного императора поступил самым грубым образом. Меня просто взяли под белы рученьки и поволокли на пресловутую аудиенцию. И как не старалась в тот день Мао, ее шедевр одеть я не удосужилась. Мне же оказалось глубоко плевать на мнение о своей персоне. Я такая, какая есть и никакие дорогие тряпки и драгоценности ничего не стоят для меня, зачем мишура той, что горела в огне, горела нехорошо заживо, чувствуя, как огонь с наслаждением вгрызается в тело.