Если бы было можно, то я давно сидела в куче розовых углей, но поскольку огнеупорность для меня в прошлом, довольствовалась теплом совсем близкого костра, поворачиваясь к пламени то одним, то другим боком.
— Ты бы в одеяло завернулась, — ехидно заметил Карун, видя мои попытки отогреться, а я хлопнула себя по лбу.
— Раньше сказать нельзя было?
Он покачал головой. Конечно, ему-то что, вон даже куртка на распашку и ничего не мерзнет.
— Ты так забавно себя ведешь, что я не смог отказать в удовольствие, наблюдая за тобой.
— Гад, — беззлобно отозвалась я, мысленно припоминая, как совсем недавно он еще забавней скакал вокруг моей особы. Бальзам на душу…
Честно говоря, я и не представляла, как мы заночуем. Земля холодная, местами уже промерзлая, так недолго подхватить воспаление всего на свете. Но оказалось, что я не учла одной детали, это тех веток, которые Карун заставил меня обдирать с деревьев после довольно сытного ужина и собственно наших верных скакунов, которые сами по себе оказались великолепными обогревателями. Уложив ветки, ну прямо наша ель, мы накрыли их одеялом.
Собственно у меня мелькала мысль, что вместе спать теплее, но с алхимиком у нас складывались весьма натянутые отношения, хоть он старался сгладить свое пренебрежительное отношение. А когда я недоуменно взирала на наше ложе, надо заметить довольно тесное, поняла весь курьез ситуации. Он против, я против, но мы оба понимаем, что по-другому никак.
Спать, как ни странно не хотелось, поэтому я сидела у костра, завернувшись в очень теплое одеяло, изредка высовывая руку, чтобы в очередной раз подбросить сухой сучок. Карун что-то мурлыкал себе под нос, сначала ненавязчивый звук казался приятным, но постепенно вызвал раздражение и как следствие вспышку недовольства.
— Карун!
— Да? — эдак задумчиво, будто я выдернула его из приятных воспоминаний.
— Почему ты бросил свой народ? — вариант из вторых рук я знала, хотелось услышать от первого лица.
— Ха! Бросил?! Это еще мягко сказано! — с какой-то показной бравадой выпалил он, и я увидела в его глазах такую нереальную злость, что пожалела о сказанном, — в свое время я многое сделал для процветания Курам-Илора, но мои эксперименты, они не всегда были безопасны. А тот последний…он уничтожил половину совета, в которых на то время входили пять матерей. За это меня, не разбираясь, отправили бы к праотцам.
Он замолчал, но мне не давала спокойствия одна существенная деталь.
— Так почему тебя простила Оли?
— Моя сестрица, как ты заметила, та еще штучка. У нее прямо-таки нюх на истории с душком, а у моей истории был не душок — качественная подстроенная вонь. Если без возвышенной патетики, то меня подставили. Когда же во всем этом разобрались и нашли виновных, я уже имел школу и постоянный поток учеников.