Возможно, мне бы хотелось помочь всем и каждому, но я не верила в свои силы, надо быть законченным оптимистом, чтобы верить в то, что один человек сможет изменить мир. Один в поле не воин — он законченный псих. Один, видимый врагами как на ладони, где вся война закончится шальной стрелой. Я отрицательно покачала головой собственным мыслям, слишком не мое.
Где-то совсем близко заржала лошадь, послушалось легкое шуршание травы, приглушенные шаги. Лошадь Созди и та, на которой я сюда попала, бок о бок паслись в паре метров от меня.
Спасать меня никто не спешил, искать впрочем, тоже, лезть же в лес одной не было никакого желания. Впечатление складывалось следующей: меня бросили, Мейджином поужинал горг, и мне предложили самой выбирать себе дорогу в этом мире. Выбирать не хотелось, думать о Мейджине в прошедшем времени тоже, а первый вариант меня практически устраивал.
Мысли текли неспешно, идти никуда не хотелось, природа и вид располагал к ленивому безделью. Лошади подобрались совсем близко, причем вели себя совершенно по-хамски одна неожиданно фыркнула прямо на ухо, напугал до полусмерти, а другая решила попробовать на вкус мои волосы, за что немедленно получила щелчок по морде. Рука тут же отозвалась острой болью. На ладонях вздулись жуткие волдыри, зрелище то еще, нужно было что-нибудь сделать, к тому же я решилась идти в Даркас. Проблемой оставались назойливо ластящиеся ко мне лошади. Ей-богу матрос и тот не такой наглый.
Мне пришлось пожертвовать обоими рукавами, которые вопреки фасонам нашего мира не пришивались, а держались на тонкой шнуровке. Обматывать руку было едва ли не больнее, чем просто сгибать пальцы. Закончив, я поднялась с мягкой травы, оставить здесь этих красивых животных мне не позволила совесть. Пришлось привязать повод одной к седлу белогривой, другую я взяла за повод. Лошади послушно пошли за мной.
Обмотанная рука неприятно ныла, я боялась, что мое везение закончится и лошадь заупрямится, вырвав повод вместе с кожей, но видимо лимит несчастий я исчерпала.
На то чтобы преодолеть расстояние до города ушло по моим внутренним часам, часа два. Чем ближе я подходила к стенам города, тем больше попадалось спешащих людей: конных, пеших, сидящих на груженых повозках, но все одинаково отводили глаза, едва увидев мое лицо. Стража у городских ворот проявила большую сознательность, скрестив пики прямо передо мной. Надо было что-то сказать, как-то объяснить свой вид, но все слова разбежались. Я стояла потерянная, переводя взгляд с одного стражника на другого, чувствуя себя глупее некуда.