— С кем ты говорил? — резко прервала его начинающийся полет фантазий белокурая красавица, скрестив руки поверх упругой груди. — Опять? Какая работа?! Ты обещал! Не забыл, что мы летим в Таиланд под новый год?
— Сколько в моей выносливой девчонке энергии, — вихрь сплетения из азарта, желания и предвкушения подхватил сухие строки ознакомительной документации, закружил в беспощадном водовороте, переплетая буквы в лишенные смысла абзацы и полосы, чтобы вытеснить из сознания, неумолимо переключая инстинкты, бросая на алтарь одному из них, самому основному. Каждый раз, как в первый с тех самых пор, как он увидел Ольгу на пресс-конференции, чтобы потом бросить все силы на завоевание гордой и неприступной блондинки со стервозным характером и потрясающей эротической энергетикой, которая могла расплавить вековые льды обоих полюсов без всякого ультразвука.
Его пальцы, повинуясь желанию, легким касанием скользнули по гладкой коже бедра, скрывшись за кружевом пеньюара. Ощутив ласку шелка, Дмитрий хищно усмехнулся.
— Спала, значит? Моя коварная соблазнительница. — Настойчивый рывок, и подвязка из черного кружева скользнула по ноге девушки, ведомая его сильными пальцами, замерла на щиколотке — Ольга не шевелилась, позволяя своему мужчине взять тотальный контроль в этой игре. Самодовольная улыбка коснулась ее красиво очерченных тонких губ, когда он, коснувшись сильными пальцами чувствительных подколенных впадинок, припал губами к дерзкой, провокационной надписи тату. Дрожь — то ли от холода, то ли от щекочущего кожу дыхания, не успела прошить ее тело неуловимой вибрацией, как новый прилив мощнейшей волны ошеломительного восхищения вызвал новый стон восторга-изумления. Язык мужчины очертил изгиб первой буквы, медленно, словно считывая каждый укол, создавший каллиграфию надписи, с нежно-настойчивым нажимом, разгоняющим каскад искр неизбежного желания в районе солнечного сплетения. Он словно заново писал этот девиз на ее гладкой коже ласкающим шрифтом, нивелируя агрессию потаенного смысла латыни. «Пусть ненавидят, лишь бы боялись»… Сейчас подобные слова были не нужны, лишены своего бескомпромиссного смысла, они готовы были растаять под точечными поцелуями с нажимом языка, вместе с защитной броней носительницы этого девиза. Он единственный знал ее настоящей — жизнерадостным ребенком, ласковой, словно котенок, любовницей, уязвимой воительницей на фронте слова и пера, которую небезосновательно боялась светская тусовка за скандальные подробности собственной личной жизни и разоблачение всех шкафных скелетов. Только с ним она была настоящая, лишенная масок и стальных доспехов. Его девочка.