— Дуся, так было нужно. Я бы не простил себе.
— Да что нужно-то? Чего — не простил?
— Вот этой бравады не простил бы! — Видимо, дед встал с табуретки, потому что слышно было, как она сдвинулась с места. — Для них рассказы о войне это хиханьки какие-то! Они думают, что четыре года мы сплошные победы собирали с войны, как яблоки!
— Да они ж Олькины ровесники! Это второй класс, Коля! Им по восемь лет! — бабушка перестала ходить по кухне и, наверное, встала напротив дедушки. Я подумала, что сейчас хорошо бы ей пригнуться, потому что, хотя кастрюли и были предусмотрительно спрятаны в шкаф, на серванте, возле стола, стояли пустые стеклянные банки — их специально приготовили, чтобы увезти на дачу, для летних заготовок.
— Они всё понимают, Дуся. — Табуретка скрипнула снова. Дед не стал бросать банки в бабушку, а снова, тяжело и как-то обречённо, сел. — Я видел их председательшу отряда. Хе-хе… Далеко пойдёт. А для меня, может, второй такой случай и не представится. Может, я помру на следующий год. А так — я хоть знаю, что всё сказал этим школьникам. И этой, как её… Председательше.
Они потом ещё о чём-то долго говорили, но мне уже не было слышно, да я и не хотела слушать. Мне хотелось уткнуться в предательски шелестящий плащ, пахнущий нафталиновыми шариками, и зареветь. Оттого, что страшно и тоскливо, и оттого, что дедушка, сумевший выжить и на тяжёлой войне, и в инфарктной больнице, и ещё в куче переделок, всё равно собирается умирать.
На следующий год дедушку не пригласили вести классный час. Пришёл какой-то чужой дедушка. А нашему — подарок и цветы передали через меня. И девятое мая мы праздновали дома, все вместе.
Умер он через год, когда я была уже в четвёртом классе. Спустя два месяца вслед за ним ушла и бабушка. И ещё через неделю мы навсегда уехали из этой квартиры на Красном проспекте, потому что уже не имели на неё никаких прав, кроме единственного и, наверное, самого сокровенного права — вечного права воспоминаний.
II
Когда дедушка был маленький, его звали Колька. Их было двое мальчишек в семье — Колька и Борька Куликовы. Колька был старшим.
Жили они на окраине Новосибирска, недалеко от речки Каменки. В начале прошлого века эта речка текла через весь город, с востока на юг, маленькая, уже тогда грязноватая, однако примечательная тем, что по берегам её были обнаружены залежи гранита. Гранит оказался ценнейшим материалом для новорожденного города, и возле маленькой реки к десятым годам двадцатого века уже раскинулось довольно большое поселение каменщиков. К пятидесятым годам часть реки ушла в коллектор, а оставшаяся часть мелела и грязнела, и уже в девяностые от Каменки остался ручей, его вода имела радужно-бензиновый оттенок, а русло было завалено мусором полувековой давности. Речка отстроила первый советский город-миллионник и стала больше не нужна.