– А когда он собирался? – спросил Сараев.
– Не знаю. Я на всякий случай. Скорее всего, он придет не один, а с Паолой.
– Хорошо. Буду знать. И буду рад его увидеть.
– Не думаю.
Сараев накрыл руку Насти ладонью, легонько сжал и отпустил.
– Похоже, у вас в семье сейчас нелегкая ситуация. Тамара Матвеевна, наверное, переживает…
– Переживает, но к Паоле это имеет мало отношения. Паола просто… забавляется. Когда-то мама ушла от ее отца, разрушила семью, а теперь Паола делает вид, что может увести у нее мужа. Всё это глупости… Мама и не думает к ней ревновать. Она переживает за всё в целом. За папу, за меня, за Павла. Вы ведь всё видели. Когда папа хотел уехать после независимости, она уговорила его остаться. А после присяги уже он не захотел. И теперь мама себя винит. На папу она как на ребенка злится. Могла бы – надавала бы ему по одному месту.
– Ну, значит, всё, слава Богу, не так плохо…
– Нет, это плохо. Я же помню, как она раньше к нему относилась. Да и все мы. Такого никогда не было. – Настя помолчала. – Как-то всё пошло… неправильно. А вообще, это с ним началось, когда Кипарисов застрелился, его лучший друг. Они с ним из-за присяги поссорились, и так и не помирились… – она помолчала. – Хотя, наверное, вы правы. Паола тут последняя капля.
– Она ведь родная сестра Павла?
– Да. По маминому первому муж. Его дочь от первой жены. Она умерла.
– Я это к тому, что немного странно слышать, что брата и сестру зовут, в сущности, одинаково.
– У их отца был какой-то очень близкий друг, и он поклялся дать своему ребенку его имя. Первой родилась Паола. И еще…
Настя в очередной раз заложила за ухо прядь волос и опустила ресницы, такие же длинные, как у ее брата. Помолчав, подняла на Сараева зеленовато-карие глаза, в которые Сараев смотрел не без некоторого волнения.
– И еще одно, насчет папы. Чтобы тоже не было для вас неожиданностью…
В это время на кухню вышла одетая вполне по-домашнему Одарка, о которой Сараев за всё это время даже не вспомнил. Настя замолчала и, как только Сараев их представил друг другу, заторопилась.
– Ладно, всё, спасибо. Может, он еще и не придет.
– Настя, что вы, куда вы? Вы же хотели еще что-то сказать.
Сараев опять потянулся взять ее за локоть, но она отвела руку.
– Нет, ничего. Извините. Мне надо идти.
В блошиных рядах Староконного рынка Одарка дала волю своей непосредственности. Она металась от продавца к продавцу, хватала за руку и тянула за собой то туда, то сюда Сараева, а когда он купил приглянувшуюся ей дешевую брошку в виде букетика ландышей, завизжала от радости, захлопала в ладоши и запрыгала, гремя и звеня всей амуницией. Хоть и наигранное, ее веселье передавалось и Сараеву. Кстати, под эти прыжки и хлопанье в ладоши она как-то ухитрилась с жалкой улыбкой и как бы вскользь сообщить, что уезжает не завтра, а послепослезавтра. Сараева, впрочем, это даже обрадовало. Нехорошо всё-таки быть человеку одному, сентиментально заключил он про себя и остановил взгляд на молодом торговце, сидевшем на корточках перед листом картона со всякой всячиной. В этот момент тот прощался с седым старичком в хромовых сапогах. При этом зрачки его так и съезжали в сторону Сараева. Наконец, проводив старичка, парень повернулся к нему.