– Ты только не дергайся там, – предостерег отец.
Он говорил сквозь небольшую узкую щель, куда можно было просунуть руку по плечо, но и только. Чтобы расчистить завал и добраться до детей, требовались время и помощь. Мейкон обернулся к толпе.
– Здесь дети! – закричал он.
Окончательно вытащив ноги, Эйва увидела Уоша. Тот лежал без сознания, полузасыпанный щебнем.
– Уош! – окликнула она, но мальчик не отозвался; похоже, он не дышал. – Уош! – позвала она снова.
Его лицо было в пыли, на лбу наливалась шишка. Уош был бледным от природы, за что Эйва частенько поддразнивала друга, но теперь бледность была какой-то иной. Он словно бы выцвел, как старая фотография, слишком долго висевшая на свету. А потом она увидела стальной стержень, торчавший у него в боку, и сочащуюся из раны кровь.
– Уош! – во весь голос завопила Эйва и поползла к нему.
– Эйва, не шевелись! – закричал в свою очередь Мейкон, безуспешно стараясь протиснуться в щель. – Дочка, успокойся, тут все того и гляди обвалится.
Но Эйва его не слышала. Не сводя глаз с Уоша, она продолжала пробираться к мальчику. Подползла вплотную и прошептала его имя. Он молчал. Эйва дотронулась до его лица, в надежде ощутить признаки жизни, и склонилась ближе, пытаясь уловить дыхание. Однако понять что-либо было сложно. Она сама была в ушибах, ссадинах и очень испугана. Каждый ее нерв дрожал, словно струна, и разобрать, дышал Уош или не дышал, никак не получалось.
– Он жив? – спросил Мейкон.
– Я не знаю, – жалобно ответила Эйва. – Но он ранен.
Она потрогала его шею, чтобы нащупать пульс. Однако пальцы так дрожали, что девочка ничего не чувствовала, кроме этой дрожи да гулких ударов собственного сердца.
– Как именно? – поинтересовался Мейкон.
Тут наконец прибыли пожарные. Они с добровольными помощниками начали осматривать завал, прикидывая, как лучше его разобрать и вызволить детей.
Эйва слышала голос отца, отдававшего приказы, и ответы людей. Звучали слова «доски», «стальные стержни», «домкраты», «кран»… Вскоре все это слилось в отдаленный бубнеж. Для Эйвы во всем мире сейчас существовали только рана в боку Уоша и его кровь в пыли.
– Я попытаюсь что-нибудь сделать! – крикнула она, обнимая мальчика за плечи.
– Нет! – закричал Мейкон. – Не дергай его, вообще ничего там не трогай!
Но было уже поздно. Едва она потянула тело, как обломки, придавившие Уоша, разом ухнули куда-то вниз. Железный штырь выскользнул из раны, и кровь хлынула струей.
Мейкон принялся звать на помощь, Эйва зарыдала.
– Прости меня, прости, – снова и снова повторяла она, в ужасе заламывая руки, не зная, за что схватиться, словно разрывалась между желанием помочь и страхом навредить.