– Конечно, – нетерпеливо ответила Леда.
Ватт сам удивился тому, как сильно разозлился. Что ж, Леда для него тоже ничего не значила.
– Эйвери страдает из-за этого, – сказала вдруг Леда, и в ее голосе появились новые нотки – страстного желания защитить подругу вкупе с тревогой.
Гул в голове Ватта мгновенно стих.
– Стой, – проговорил он. – Правильно ли я понимаю – ты шпионишь за Каллиопой, потому что она с Атласом, а ты хочешь, чтобы он был с Эйвери?
Леда вздрогнула:
– Знаю, это странно, но я не могу смотреть на страдания Эйвери. А если Каллиопа действительно задумала нечто серьезное, то Атлас имеет право знать правду.
Ватт все еще не понимал:
– Я думал, вы с Эйвери не общаетесь.
Только идиот полезет в девчачьи разборки, но ему нужно было знать.
Леда сердито махнула рукой:
– Это в прошлом, теперь у нас все отлично. – Она заулыбалась. – Если ты не знал, Надя больше не ведет свою Эй-слежку.
– Но мы избегали Эйвери на самолете, я думал…
Леда засмеялась, отчего Ватт еще сильнее почувствовал себя дураком.
– Скорее Эйвери избегала тебя. Она почему-то считает, что ты злишься на нее. Да и я хотела побыть с тобой наедине, – смущенно добавила Леда.
– А…
Ватт никак не мог постичь этот новый мир, в котором Каллиопа боролась с Эйвери за Атласа, а Леда нормально воспринимала прошлые его и Эйвери отношения да еще переживала за чувства Ватта. Куда же это их приведет?
Леда крепче вцепилась в его руку:
– Кто это с ней?
Ватт снова посмотрел на Каллиопу. Она оставила Атласа и чуть ли не крадучись подошла к женщине, стоявшей на краю террасы.
Леда пробормотала команду на линзы, чтобы приблизить картинку. Надя же без команды сфокусировалась на второй женщине. Выглядела та как Каллиопа, только старше – около сорока лет. Те же черты лица, только немного высушенные возрастом и цинизмом.
– Эйвери говорила, что Каллиопа живет с мамой, – сказала Леда. – Наверное, это она.
Они с Ваттом переглянулись, очевидно подумав об одном и том же.
– А Надя может включить поиск узнавания лиц по матери Каллиопы? – спросила Леда.
«Уже ищу», – обиженно ответила Надя. Она сменила голосовое общение на текстовое, посылая слова на линзы Ватта, как если бы он получал входящие фликеры.
«Извини меня».
«Все хорошо. Ты верно заметил, что не можешь задеть моих чувств, ведь их нет».
Конечно, Надя говорила правду, но ему вдруг стало нестерпимо грустно.
Ватт переключил внимание на беседу Каллиопы с матерью. Сперва они выглядели напряженными: жесты были скованными, полными скрытого смысла. Но потом женщина что-то сказала дочери, вызвав у той слабую улыбку.