– Адель, – говорю я, осторожно тряхнув ее за плечо. – Адель, очнись, это я!
Ее голова безвольно падает на грудь, и на один кошмарный леденящий миг меня пронзает мысль, что она мертва. Но потом я вижу, что ее грудь еле заметно вздымается. Я хватаю ее за руку – пальцы холодные. Сколько она тут просидела?!
– Адель! – рявкаю я. – Очнись.
Ноль реакции. Принимаюсь растирать ее ладонь, но уже подозреваю, как бы мне не пришлось дать ей пощечину или применить еще какую-нибудь решительную меру. Звонить в скорую? Или попытаться вызвать у нее рвоту? Снова трясу ее, на этот раз гораздо сильнее, и на миг мне кажется, что все без толку. Но потом Адель распрямляется в своем кресле, стискивая подлокотники. Хватает ртом воздух, словно утопающая, и ее глаза распахиваются.
Это выглядит так похоже на сцену из фильма ужасов, что я едва не шарахаюсь от нее.
– Черт побери, Адель!
Она смотрит на меня, как будто в первый раз видит, потом моргает. Ее напряженное тело слегка расслабляется, и она принимается озираться по сторонам, все еще судорожно хватая ртом воздух.
– Луиза? Что ты здесь делаешь?
– Я воспользовалась твоими ключами. Ты не открывала дверь, и я увидела тебя в окно. С тобой все в порядке?
– Ты вся мокрая, – говорит она, все еще явно не вполне соображая, что происходит. – Нужно дать тебе полотенце.
– Я в полном порядке. А вот твое состояние меня беспокоит. Сколько таблеток ты приняла сегодня утром?
– Всего одну. Я… – Она хмурится, собираясь с мыслями. – Я решила заглянуть сюда еще раз, думала, вдруг найду что-нибудь… не знаю что. Потом вдруг почувствовала себя ужасно усталой и присела в кресло.
– Я уже думала, ты концы отдала, – говорю я со смешком: нервное напряжение требует разрядки. – В общем, досье, которое он ведет на тебя, хранится совсем не здесь.
Она фокусирует на мне взгляд:
– Что?
– Оно у него в офисе. Я пошла туда и посмотрела. Но сначала, – беру ее под локоть и помогаю подняться, – тебе нужно выпить кофе.
Мы сидим в кухне, грея руки о чашки с кофе, и я под шум дождя, все так же барабанящего в окно, рассказываю ей о своей находке. Излагаю медленно и негромко, чтобы она ничего не упустила.
– Загвоздка в том, – говорю я после долгого молчания, которое повисает после того, как я заканчиваю свой рассказ, – что он ведет эти записи уже лет десять. Я думала, может, он хочет объявить тебя недееспособной, чтобы оставить себе твои деньги, но тогда все должно было начаться относительно недавно. Не мог же он планировать все это с самого начала. Или мог? Что-то тут не сходится.
Адель смотрит прямо перед собой, и на ее лице написана печаль.