Канонир со стыдом обнаружил, что почти спит, и поднялся. В окружающей костер черноте ему померещились блеклые зеленые, словно выцветшая под солнцем трава, глаза с вертикальными зрачками. Или не померещились - спустя мгновение чья-то хрупкая ладонь легла на локоть мужчины, а затем сжала его так, что затрещали кости.
Дикая боль вынудила корсара закричать, но никто из товарищей не проснулся - все по-прежнему кутались в одеяла, что-то неразборчиво бормотали, похрапывали... то есть были совсем не такими, как обычно. Зутт отпихнул невидимого противника и попробовал растолкать капитана. Он схватил его за плечи и тряс добрых две минуты, но амайе, обмякнув, лишь беспомощно болтался в чужих руках. Канониру показалось, что он не дышит, и, устроив ухо на капитанской груди, он обомлел от ужаса: сердце Мильта безмолвствовало. Глухая, звенящая тишина ударила мужчину сильнее, чем это сделало бы пушечное ядро. И в тот же миг, словно давая ответ на вопрос, почему все вдруг оказались мертвыми, прозвучал мелодичный голос:
- Я их отпущу, если ты разобьешь мои цепи.
- Твои цепи?! - дрожащим голосом повторил Зутт.
Загадочный собеседник молчал довольно долго, прежде чем посоветовать:
- Следуй за светлячками.
Корсар послушно огляделся, но опасными тварями поблизости и не пахло. Только простые, нормальные светлячки кружились над голубоватыми стеблями диких цветов. До мужчины не сразу дошло, что следовать нужно за ними, а не за ядовитыми существами, обитающими в горах.
Он зашлепал по влажному склону вниз, к далекому морю. Ночью оно было тихим и накатывало на скалы едва слышно, словно ласкаясь. Светлячки с намеком зависли над неприметной тропой - почти отвесной и скользкой, словно спина колоссального слизняка. Зутт с трудом подавил желание поддаться ее природе и загреметь вниз, чтобы стать ужином для голодных ундин, и уткнулся носом в широкую, длинную, испещренную символами могильную плиту. Большинство из них канониру не удалось распознать, но вверху кто-то вырезал словосочетание на языке шэльрэ: "Faesealtre Eshshataeralne". Перевести ее на всеобщий, исходя из тех обрывочных знаний мужчины, было невозможно, но по спине почему-то пробежали мурашки.
- Эй, ты там? - окликнул он, в глубине души надеясь, что запертая за плитой тварь не отзовется.
"Тварь", в свою очередь, незамедлительно подтвердила:
- Там. Открывай.
Корсар вздохнул и налег на тяжеленную преграду. Та даже не шелохнулась, и пришлось использовать алебарду в качестве рычага. Древко треснуло и разлетелось на два остроконечных куска, а плита, осыпая Зутта каменной крошкой, съехала в сторону, а затем и вовсе рухнула в объятия темно-синей воды узенького, как щупальце, залива, "порадовав" мужчину еще и брызгами.