Дело было так. Помню, до того мне напостыло жить с косоглазой бабой! Лицом в одном направленье, глазами в другом. Кому хошь доведись, нелюбо. Выбрал момент, когда у нее чирей на шею сел. (А моя Виринея чего больше всего любила в молодые годы, дак это глядеть петуши-ные драки. Бывало, все бросит. Глядит, который которому натюкает. Я уж в эти минуты к ней не касаюсь.)
Подговорил свата Андрея: "Ты,- говорю,- привяжи к петуховой лапе длинную нитку, а сам сядь за угол. Да и волоки его, петуха-то, в нужную сторону, когда раздерутся-то". Так и сделали. Ну сам знаешь, петух такое животное - всю жизнь только и норовит в драку. Чтобы своему же товарищу глаз выклюнуть. Первый начал, который был на привязи. Налетел что вихорь. Тот сперва растерялся. Тут главное дело, кто первый начнет. Сцепились. Моя бежит, тут как тут. Петухи в азарт входят, без всякой пощады друг дружку молотят. Виринея глядит. Я свату рукой махаю: мол, давай начинай. Время. Сват петуха потащил. Виринея глядит, все на свете забыла. Драка в сторону, в сторону. Моя всем главным корпусом поворачивается: шеей-то из-за чирья не повернуть. Я ногу подставил, другой ногой уперся. Плечом да кое-как, поднатужился, не даю ей поворачиваться-то.
Кричу свату Андрею: "Волоки, мать-перемать!" Он волокет, я Виринею держу. Она не успевает поворачиваться, да и чирей мешает. Ну глаза-то у ее и пошли сами, поглядом, за дракой-то. Аж хрустнуло чево-то под переносицей. Сват Андрей кричит: "Хватит аль еще?" - "Я откуда знаю, я не доктор! Давай,- говорю,- еще маленько, на всякий случай". Он волокет, я бабу держу изо всей силы, глаза на лице выправляем. Как часовую стрелку переводим. "Стой,- кричу,- наверно, хватит, как бы не перетянуть лишка!" Сват петуха отпустил, драка сразу кончилась. Поглядели на Виринею-то: мать честная, совсем баба другая! Правда, немножко перетянули. Раньше направо косоглазила, теперь стала налево. А все равно с прежней не идет ни в какое сравнение.
На свежем воздухе
Конешно, у нас с ней тоже были разногласия. Редко, но бывали, врать не буду. Она хоть и ударилась одно время в политику, а на пользу это ей не пошло. Как была несознательная, так и осталась. Теперь уж не выправишь, это тебе не глаза. Надо было раньше.
Главная стычка вышла, когда вступали в колхоз. У нас в деревне все мужики за один вечер записались в колхоз. Мы все сорок хозяйств на собранье за полчаса ликвидировали. Установили одно большое и наиобщее. Собранье в полном разгаре. Дошло до дров. Обобществлять единолич-ные дрова или нет? Моя с собранья убежала. Я проголосовал и за дрова, чтобы не семь раз по месту, чтобы до утра здря не сидеть. Домой идем прямо и гордо. На крылечко шагнул - моя ворота на крюк. Не пускает. Я к окошку - она на печь. Я опять к воротам - все как и раньше. Высунулась: "Неси леший! Ночевай в любом доме, для чего и колхоз!" Я говорю: "Виринея! Ты,- говорю,- подумай сама, что делаешь! Ну ладно, дрова общие, зато скоро чай будешь пить внакладку. Эко дело дрова! Нарубим!" Слышу, примолкла. Я приободрился, говорю: "Коров будешь доить воздухом!" Молчит. "Я на электрической вспашке". Чувствую, что слушает, а ворота не отпирает.