– Я уже знаком с вашими соотечественниками. Мне особенно запомнился герр Ушаков, питавший некоторую склонность к математике и латинскому. Он умер от болезни, три года тому назад. Жаль, очень жаль… И потом, этот скандал с гофмейстером Бокумом. Выяснилось, что он был мошенником, да. Оставил долг-гов на восемнадцать тысяч и сбежал. И еще я знаю вашего православного духовника, отца Павла, я несколько раз имел с ним диспутацию. Позвольте спросить, вы уже выбрали предмет изучения?
– Языки и изящные искусства, – сказал я. – Я хотел выбрать народное и естественное право, но потом поговорил с Бёме, и вы знаете, он так ругал филологию, что я передумал.
– Языки и изящные искусства! – воскликнул инвалид. – Это просто превосх-ходно! У меня есть все книг-ги, которые понадобятся вам на время вашего Lehrjahre, ученичества… Не желаете ли приобрести мысли славного Юнга[156], извлеченные из полунощных-х его размышлений, с присовокуплением некоторых нравственных стихотворений… Сумерки сгустились над кладби́щем! Черный вран уселся на замшелую могилу и жалобным криком разрывает душу! Ему не дают покоя сог-гнившие кости мертвецов…
* * *
Среди профессоров был один, которого я до сих пор вспоминаю с нежной благодарностью. Можно сказать, что он был единственным стоящим преподавателем, все остальные были до комизма жалки; всё, что знали они, было повторением вульгарных вещей. Во время экзаменов они брали взятки и потворствовали многочисленным знакомым и родственникам, по их же протекции принятым в университет. Сей же професссор, именем Геллер, выделялся из толпы не только своей причудливой походкой и манерой говорить, но и знаниями. При этом он правильно считал, что главное на лекциях не рассказать какие-то полезности сонливым студентам, а пробудить их ото сна, разжечь в них страсть к наукам.
С этой целью Геллер входил в коллегию, со всей силы бил об кафедру Священным Писанием, а потом начинал кричать.
– Сие есть единственный источник знания! Все ответы на ваши вопросы вы найдете в этой книге. Я вам не нужен! Разрешите откланяться и уйти!
Когда недоумевающие студенты всё же просили его остаться, Геллер успокаивался и начинал длительное и прекрасное рассуждение о том, как нужно правильно читать Библию, какие существуют списки Нового и Ветхого Заветов, и чем отличаются между собою немецкий, греческий и латинский переводы.
– То есть вы хотите сказать, – спросил я однажды, – что не существует единого текста, вдохновленного Богом, а есть несколько кое-как составленных вместе рукописей? Ежели так, возможно ли говорить вообще о боговдохновенности? Где тогда мера, отличающая божественное от человеческого? И не путаем ли мы истину с ошибкой редактора?