Когда я подошел, Антонио посмотрел на меня с нескрываемым сомнением и язвительно поинтересовался:
– Говорят, теперь ты здесь главный?
– Если речь идет о главном мальчике на побегушках, то да, так оно и есть, – рассмеялся я в ответ.
– Хозяйка никогда о тебе не говорила.
– У нас не те отношения с кузиной, чтобы отправлять друг другу открытки на именины, – пожал я плечами. – Ты здесь один?
– Жиль курит на улице.
Жилем звали неприметного коротышку с крупным носом и вечно сонными глазами. Он мало говорил и казался не слишком сообразительным, но, когда охранники собирались за карточным столом, легко обчищал всех остальных. Чем коротышка занимался до того, как устроился в «Сирену» вышибалой, никто толком не знал; на работу его принимал еще граф Гетти.
Антонио отвернулся к зеркалу, достал расческу и спросил:
– Сицилийцы настроены серьезно?
– Не думаю, – покачал я головой. – Но с ними никогда наперед ничего нельзя сказать, поэтому держи ухо востро. Премьера должна пройти без сучка без задоринки.
Охранник кивнул, давая понять, что принял мое предупреждение всерьез.
– И да – сегодня ночью забираем товар, – сообщил я. – Собираемся после закрытия.
– Ого! Так ты в деле? – удивился красавчик.
– В деле. И что с того?
– Ничего, просто… странно это, – пожал Антонио плечами. – Появился из ниоткуда и вот уже знаешь все и обо всех. – Он покачал головой и повторил: – Странно.
– Может, кузина никогда и не говорила обо мне, – ответил я с обезоруживающей улыбкой, – но она мне доверяет. Это главное. Ясно?
– Ясно. А что с Моретти? Говорят, он укокошил двух полицейских и подался в бега?
– Пьетро – большой мальчик и способен сам о себе позаботиться.
Я хлопнул вышибалу по плечу и прошелся по фойе. Дальнюю стену занимало изображение лесной поляны с кружащими в танце обнаженными нимфами. Неподготовленному зрителю подобная картина могла показаться излишне фривольной, но от нападок моралистов ее спасал античный сюжет. Грань между приличным и неприличным в нашем обществе удивительно… тонка.
Не задерживаясь у картины, я свернул в боковой коридор и отправился на кухню. Пьетро предпочитал питаться в окрестных закусочных, но мне, как родственнику хозяйки, скромничать было не с руки. Не обращая внимания на неодобрительный взгляд шеф-повара, я снял пробу с готовящегося для вечернего приема угощения и выставил вверх большой палец. Шеф похвалы не оценил и велел убираться с кухни немедленно.
– Спокойствие, папаша! – улыбнулся я в ответ. – Только спокойствие!
Дядечка в белом халате и высоком поварском колпаке задохнулся от возмущения, чем я и поспешил воспользоваться. Откромсал пару кусков от копченого окорока, взял булку свежего хлеба и юркнул за дверь, не забыв ухватить по дороге уже откупоренную бутылку красного вина, которое явно намеревались использовать для приготовления соуса.