— За мной! — кричит Алёша. — Быстро.
Все подхватываются, бегут по полю, словно играют в какую-то весёлую игру. Вот только бежать тяжело. Аннушка тянет за рукав маму, та болтается за ней, старается не отставать. Женщина с мешком исчезает где-то впереди. А вот старик отстаёт, задыхается, не успевает. Паша подбегает к нему, бросает чемодан, подхватывает девочку, берёт старика под руку, тащит их на себе. Третий взрыв звучит совсем рядом, Паше даже кажется, что его обдаёт горячим сквозняком, хотя это скорее от страха, просто от страха. Нужно бежать, подальше отсюда, в какое-нибудь безопасное место. Небо снова освещается, впереди выныривает чёрный силуэт какого-то строения. Откуда-то из тумана слышен озлобленный крик Алёши: сюда, блядь, давай сюда! Все бегут на голос. Паша — позади всех, тащит на себе девочку и старика, чувствует, как кончаются силы, как подгибаются колени. Ещё немного, успокаивает он сам себя, давай. Строение уже совсем рядом. В воздухе снова вспыхивает, Паша бежит вперёд, добегает до стены. Видит отверстие на месте выбитой двери, влетает туда. Зацепляется локтем о косяк, вваливается внутрь, летит на пол, прижимая девочку к себе. Та отчаянно кричит, Паша пытается её успокоить, но как тут успокоишь, если все кричат. Старик лежит сбоку на полу, тяжко стонет. Блондинка отбегает в сторону, умелым движением ныряет вниз, на пол, под стену. На пол, кричит Вера, быстро на пол, под стену. Все кидаются в темноту, расползаются по полу, замирают. Падает где-то рядом, за стеной. Как только начинает свистеть, становится страшно, потом отпускает. Собственно, страшно пока свистит, в это короткое мгновение. Думаешь, что делать, времени на страх не остаётся. Сухо трещат автоматные очереди. Но не приближаются. Уже легче, думает Паша. Снимает рюкзак, кладёт под голову. Достаёт мобильник, смотрит, который час. Только пять. Как на новый год, думает он: празднуешь-празднуешь, потом смотришь, а только пять часов вечера. Сколько им тут лежать? Пол мокрый, Паша сразу чувствует это спиной, но поднять голову страшно, так что лежит, старается ни о чём не думать. Главное — не заснуть, думает, засну — не проснусь, думает он и тут же засыпает.
Спит коротко и нервно, как всегда, без снов. Лишь с какими-то картинками на кончиках сна, так, словно тебе что- то показывают, а когда хочешь рассмотреть внимательнее, отходят от тебя в тень вместе с картинками, смотрят на тебя зло, смеются из своей тени недобрым смехом. Что там изображено? — думает он. Что это? Свежепобеленный коридор, из-под побелки проступают тёмные пятна, как на коже мертвеца. К стене приварена железная лестница, вверху — открытый люк. Если подняться, оказываешься на крыше, а там — мокрый каменный пол. Нет, понимает Паша, мокрый пол — это вот тут, где я лежу, головой на рюкзаке, а там что? А там чердак, заваленный его старыми вещами. И посреди всего этого — два больших чемодана. У меня есть на чердаке чемоданы? — спрашивает себя Паша. Нет, отвечает сам себе. Нет. И подходит к чемоданам. Подходит, хочет один открыть, но из него тянет таким тяжёлым запахом псины, что открыть чемодан Паша не решается. Тогда тот, кто показывает ему всё это, отходит от него в тень, словно говоря: давай, давай за мной, ты же должен посмотреть, что там, бояться будешь, неметь, но посмотришь, давай, давай.