Надев белый халат, Медведев шел по коридору. Медсестра со стерилизатором в руке шла ему навстречу.
— Вы к кому? — спросила она, увидев посетителя.
— К Сидоренко.
— А. Он в десятой.
— Спасибо. Как он?
— Ужасно.
Медсестра свернула, переступая порог открытого кабинета. А Медведев пошел дальше, смотря на таблички. Дверь 10 палаты бала закрыта, и Медведев по привычке сначала постучался, а потом уже вошел в небольшую, с четырьмя койками, комнату. Три из них были заняты, на четвертом, привалившись к свернутому матрацу, сидел и скучал Егоров. Увидев Медведева, он тут же вскочил.
— Наконец-то, капитан.
Больные с двух коек отсутствовали, их постели были заправлены и лишь на третьей, вытянувшись на спине, лежал человек. Боксера и олимпийского чемпиона в нем узнать было трудно. Бледный, с заострившимся носом, с черными веками и волосами, ежом торчавшими над слегка выпуклым лбом. Он не шевелился, и только одеяло на груди поднималось от слабого дыхания.
— Как он?
— Сейчас спит. Ему вкололи успокоительного, а до того устроил бучу.
— Что такое?
— Да ему сказали, что жена умерла, ну, он и дал всем прикурить.
— Не надо было говорить.
— Да санитарка, яга, ляпнула. Так бинты знаешь, как летели. Все здесь в кровищи было. Видишь, пол еще мокрый — замывали.
— А рана как?
— Сама по себе не тяжелая. Что-то там задето, правда, но жить можно. Только он на себе все разорвал, какой тут, к черту, рана. Если бы не я, они бы не справились с ним.
— Еще посидишь ночь?
— Я-то? Да жрать охота. Мне тут принесли больничный обед, так от него только живот пучит.
— Иди, поешь. Я посижу пока. А утром тебя сменят.
— Есть. Спасибо, капитан, я скоро.
Медведев сел на свободную койку, хотел взяться за сигареты, но убрал в карман пачку и расстегнул молнию куртки. Посмотрев мельком на раненого, он удивленно задержал свой взгляд на его лице. Карие глаза того были раскрыты и смотрели на него вяло и рассеянно. Тут же поднявшись, Медведев подошел к нему, взял стул и сел ближе к изголовью.
— Здравствуй, Сережа, — как мог доброжелательнее проговорил он, кладя ладонь на расслабленную кисть больного. — Как ты?
— Плохо, — тихо проговорил Сидоренко, отводя глаза. — Ира вот умерла.
— Что же поделать, Сережа…
— Ничего, — согласно прошептал тот. — Только умереть самому.
— Не надо, Сережа. Это ей не поможет.
Раненый глубоко, со всхлипом, вздохнул и отвернулся.