— Вот и вы, товарищ старший лейтенант, смеетесь, что я в милиции служу…
— Да что ты! — поспешно сказал Тимонин. — Откуда ты взял?
— Когда мы уезжали из полка, вы на прощанье хорошо сказали: «У нас нет должностей красивых и некрасивых…»
Тимонин почувствовал, что краснеет. Он опустил голову и занялся папиросой. А Степан продолжал все тем же, чуть обиженным, голосом:
— Но увидел другое. Когда надел милицейскую форму, знакомые стали избегать меня. А встретят — ухмыляются с этакой ехидцей, будто говоря: «Что ж ты, парень, от работы в милицию спрятался, в государственный карман сел? Нашел теплое местечко?» И торопятся поскорее уйти, бросают на ходу: «Пакеда, сержант милиции…»
Последние слова Тимонин принял в свой адрес и виновато произнес:
— Я ничего… без умысла… А меня… того… в милицию тоже…
Гаврюшкин удивленно взглянул на Тимонина, потом, поняв смысл сказанного, радостно заулыбался, заерзал на скамейке:
— Вы — к нам?! И молчите? Это ж замечательно, товарищ старший лейтенант! — Он хлопнул ладонью себя по колену, неуловимым движением сдвинул фуражку на затылок и стал вдруг прежним лихим пулеметчиком, которого знала не только третья стрелковая рота, но и весь полк. — Ей-богу, не пожалеете. Милиция — важнейшее дело. Она вроде контрольно-пропускного пункта. Но проверяют здесь не документы, а человеческие души. И если душа с червоточиной, ее хорошенько скоблят… Поверьте, замечательное это дело — очищать человеческие души.
— Философствуешь, — улыбнулся Тимонин.
— Жизнь научила, — просто сказал Степан и резко поднялся. — Одну минуточку, товарищ старший лейтенант. Вы пока покурите, а я займусь вот этим гражданином…
Борис огляделся, надеясь увидеть какого-нибудь развязного дебошира, которого должен успокоить милиционер. Но сквер был почти безлюден, лишь шагах в двадцати сидел на корточках белоголовый мальчишка в голубом матросском костюмчике и старательно засовывал под куст большой разноцветный мяч. К нему-то и направился Гаврюшкин.
— Ты как сюда попал, орел? — спросил Степан.
Мальчик повернул головку, поглядел на милиционера снизу вверх и опять занялся своим делом. Запихнув, наконец, мяч под куст, он встал, деловито отряхнул ручонки.
— Спрятал? — улыбаясь, снова спросил Степан.
— Да, — важно ответил малыш и направился к выходу из сквера.
— Постой, постой. А мяч кому оставляешь?
Мальчик остановился, серьезно посмотрел на милиционера и молча вернулся. Пока он доставал из-под куста свой мяч, Гаврюшкин повернулся к Тимонину;
— До нашей встречи я видел этого малыша в магазине напротив. Его мать стояла в очереди к кассе. А он наверное, сбежал. Сейчас я отведу его… Ну, достал? Вот теперь пойдем к маме. Тебя как зовут? Валерик? Молодец… А меня — дядя Степа, понял?