- За эту ересь тебя повесят. Если тут есть Церковь, то мы должны ей служить и исполнить свой долг.
- Не боишься такие вещи мне говорить, среди моих людей то? Ну да черт с тобой, и твоей церковью. Я брабансон, малыш, потому и язык ваш хорошо знаю. Я воевал с гусситами, вешал чашников, отлавливал лоллардов для отца твоего короля, дрался за французов, попы которых один голос называли Карла - избранным Богом королем, за бургундцев, чьи священники проклинали его, и за ваших, пророчащих французский трон Генриху. Так что имею полное право судить о них, и не верить.
- Это где ты все успел сделать? В штанах отца? - Пьер рассмеялся.
- Малой, мне уже за семьдесят, и лет двадцать так назад ты бы по утру срал своими же зубами. Не смотри на внешность, тут не стареют, а многие даже молодеют. Надеюсь с тобой такого не будет, а то нашим бабам придется стирать твои пеленки. Короче все, хватит с тебя ответов. Как поимеешь немного уважения к старшим, Джонни, продолжим. Жри давай и лезь в повозку.
Пьер встал на ноги и отряхнувшись пошел к своим людям. Больше никто на него не обращал внимания, все приходили в себя после долгого перехода.
Когда нервирующее своей странностью солнце наконец зашло, все были готовы. Ник отказался лезть в телегу, настаивать не стали, только пара усмешек появилось на лицах. Все солдаты переступали границу, набрав воздуха в грудь, словно перед погружением в воду и Ник решил сделать так же. Всю ошибку отказа от поездки на телеге он понял сразу же: мир завертелся волчком и ноги отказали. Рухнув он, рыбой, вытянутой на берег, забился на земле. Чьи-то руки грубо вздернули его вверх и закинули на жесткие доски повозки. Сколько это продолжалось оценить было невозможно, само понятие времени вылетело из головы, но в один момент все прекратилось. Пол и небо наконец определились кому быть сверху, а кому снизу и звон в ушах исчез. Вряд ли можно было сказать, что он пришел в себя, состояние напоминало тяжелые болезненный сон. На смену звону пришел мужской крик полный ярости, и шумные, забивающие друг друга разговоры. В чистый ночной воздух примешивался запах сырого железа.
Глава 5. Николас-Джонни. Большой Пьер.
- Когда?
- Часов пять назад. Сэмми говорит, что все тут, никого не забрали.
- Сколько их было?
- Не так много, человек тридцать-сорок, если бы мы оставили больше людей...
Фраза прервалась рыком и тяжелым стоном:
- Больше людей говоришь? Кто мне, мать твою, говорил взять всех, мол на языке опасно? Кто просил подождать бесов, которые явятся на дым? Мы бы успели, если бы не ты, сволочь. Дай мне причину, черти бы тебя драли, почему не должен сейчас тебя твоими же кишками удавить?