Макар Егорович Щербич в последнее время от безделья не находил себе места. На приусадебном участке всё уже посажено и посеяно, а дальше что?
Невестка Лиза ходила ребенком, сын Степан всё чаще пропадал из дома, появлялся к вечеру в хорошем подпитии. Стал перечить отцу, грубить жене. Несколько раз Макар Егорович пытался поговорить серьёзно с сыном, но натыкался на глухую стену непонимания, а то и открытой обиды, переходящей во вражду. Днями находиться дома сил не было. Деятельная натура искала выход, применение своим способностям. Но и сильно болела душа, глядя, как бесхозяйственно, спустя рукава обращались с его бывшим имуществом, землёй новые владельцы. Отдыхал душой и телом в молодом саду, где хозяйничал Данила, да на винокурню заходил с удовольствием.
В этот раз он зашёл в Вишенки, решил найти рыбака Мишку Янкова, заказать ему свежей рыбки: Лиза будет рада.
На площади у сельского Совета толпились люди, шло жаркое обсуждение какого-то вопроса. Макар Егорович встал в стороне, не вмешивался. Но его заметили, обратили внимание.
– Макар Егорович, – обратился к нему Никита Кондратов. В отсутствие большевиков он исполнял обязанности старосты деревни.
– Рассуди, ты калач тёртый: стоит ли, нет возвращать зерно из амбара по домам?
– Ты о каком зерне речь ведёшь, Никита Иванович?
– Что продотряд изъял у наших хозяев. Часть вывезли в район обозами, остальное лежит. Вроде на посевную оставляли новые власти, да, вишь, скрылись бесследно куда-то. Вот и не знаем, как быть?
– Не с руки мне вмешиваться в ваши дела, ещё не так поймут, – Щербич сделал попытку уйти с собрания.
– Погоди, погоди, Макар Егорович. Твоё состояние я понимаю, – остановил его Никита. – Только не время обидки корчить или изгаляться над чужим горем. Если дураку взбредёт посмеяться над тобой, извини его. Что с дурака возьмёшь? А нам твой совет нужен, это правда. Мне, по крайней мере. Не обессудь.
– Говори, Макар Егорович, – зашумели в толпе. – Чего там. Мы тебя всегда уважали. Хозяин ты, этим всё сказано.
– Ну спасибо, православные, – Щербич не ожидал такого отношения к себе. Чуть не прослезился, но вовремя взял себя в руки. Оказывается, людей он плохо знает, не такие уж они и забитые. И им не чуждо всё человеческое.
– Скажу, но не обижайтесь: вдруг кому-то не по нраву придутся мои слова.
– Говори, Егорыч, – дед Прокоп на этот раз был с Марфой. – Говори, если кто против вякнет, заткнём глотку, – разошёлся старик, но его вовремя одёрнула соседка.
– За всех не говори, дедунь.
Пришлось Макару Егоровичу подняться на крылечко и оттуда говорить. На него смотрели десятки пар глаз, с интересом ждали.