Неприкосновенное сердце (Савицкая) - страница 225



Я никогда не думала, что может быть так больно. Что можно чувствовать столько всего одновременно. Мир — иллюзия. Раньше я считала, что треть населения этой планеты — это бесформенная масса, которая считает, что, посмотрев телевизор, они личность. И так я никогда в жизни не думала, что душа может болеть. Я была уверена, что у меня нет души, и вдруг благодаря одному человеку мой мир перевернулся с ног на голову.


— Донна, — рванул ко мне Адам, прижимая к себе. — Случается так, что ты будто и не ты. Смотришь на себя и видишь незнакомца. Прошло много лет. — Мой плач перерос в истеричный крик, и я не могла остановиться. — Боже мой. Донна, прости меня.


Я не могла понять, как стала таким отвратительным человеком. Как могла отдать своего ребенка? Что вообще может подтолкнуть женщину отдать свою кровь, кроме смерти.


— Адам, что я наделала? Как я могла?


— Донна?


— Когда я была маленькой, я всегда говорила себе, что буду следовать своему сердцу. Буду следовать свету во всей темноте, а потом я выросла и стала дьяволом в женском обличье. Я не могу завершить все это, ведь просто не помню, когда все началось. Разбуди меня! Разбуди меня, пусть все это наконец-то прекратится. Что я искала? Кого я искала все время?


— Донна...


— Нет! Я нашла тебя, но потеряла себя. И себя я потеряла гораздо раньше.


— Ты взвалила на себя слишком много, Донна! — кричал Адам, смотря на меня с ужасом. — Донна, ты просто много пережила. Ты взвалила мир на плечи, но не забывай, что они хрупки, и у тебя только две руки. Жизнь — игра, милая, — прижал он меня к себе, когда я не переставала плакала на его плече, впиваясь ногтями в бицепсы. — Играй. Не строй планов, и я прошу тебя об одном — останься. Останься и борись.


— Мне негде прятаться.


— Тогда не прячься. Не беги от кого-то, и не убегай от себя. Ты монстр лишь у себя в голове.


Такое чувство, что прошло сотни часов. Было пролито литры слез и скурено тысячи сигарет. Килограммы размазанной туши вокруг глаз. И всё. В итоге — вакуум. Меня наказывают за что-то, или это необходимость наглой абсурдности — опыт? Все эти года научили меня главной науке — человековидению. Всё остается внутри. Оно не забывается, не выветривается и не исчезает. Это как будто бросаешь камень в море: сначала брызги, потом на дно. Внутри каждого, наверное, целый мегаполис камней, людей и слов, которых ты так и не забыл, хоть и обещал.


— И ты любил меня даже тогда, когда узнал, что я оставила своего ребенка? — спросила я спустя какое-то время.


— Да, Донна, пусть и ушел на какое-то время. Ты отталкивала меня. Ты мстила так, как умела, и это работало.