Ох, не с теми мыслями пришла я в святилище, а еще за утешением. Греховница.
Я склонилась, хотела зачерпнуть святой воды из купели, брызнуть на воспаленные глаза, но пальцы стукнулись об ледок. И оттуда, из-подо льда, на меня посмотрело бледное лицо. Я вскрикнула, отпрянула, но тут же опомнилась и провалила пальцами хрупкую наледь. Из темной освобожденной воды показалось узкое полупрозрачное личико, рассматривающее меня со знакомой любознательностью. Я ее узнала: девочка-сирена из озера Им.
Русалка подтянулась на тонких руках, уселась на бортик, полоща в купели серебристый хвост. Я понадеялась, что у Аристарха нет привычки по ночам осматривать свою вотчину, иначе, боюсь, от подобного зрелища у досточтимого арея случился бы удар.
– Как ты здесь очутилась? – изумилась я.
– Суть сирены – вода, – важно, подражая взрослым, сказала девочка. И, не удержавшись, лукаво улыбнулась: – По подземной речке прошла. Там их много: и речек, и озер, и целых морей, всюду плыть можно!
Я подумала, что из таких созданий, способных попасть в любое место, где есть вода, вышли бы незаменимые лазутчики. Не это ли их качество использовал Хаос в войне?
– Только не пускают меня.
– Почему же? – заинтересованно спросила я, разглядывая хрупкое, почти прозрачное тельце, до самой шеи покрытое тонкими чешуйками, влажно блестевшими в свете лампадки. Личико в обрамлении светло-зеленых волос любопытное и глаза голубые, слишком большие для человеческого лица, но яркие, еще не выбеленные течением времени.
– Берегут, – вздохнула русалка и тут же встрепенулась с детской непосредственностью: – Я Солмея!
– А я Ветряна. А зачем ты здесь?
– Я раньше не видела таких, как ты, – улыбнулась Солмея. – Стала у Хозяйки расспрашивать про тебя, а она прогнала, ушла в омут Им, так там и сидит до сих пор. Вот я решила сама с тобой повидаться, пока Хозяйке не до меня. Взяла капельку из озера, что от тебя осталась, она к тебе озерной травой путь выстелила. Сюда приплыла, позвала тебя, ты и пришла.
– Ты меня позвала? – и вспомнила, что сирена может выманивать голосом, привлекая к себе.
Юная русалка протянула ладошку, смахнула с моих щек предательскую соленую влагу. Слезинка истаяла на ее пальце, словно впиталась.
– А что это такое? – удивилась она.
Я тоже удивилась:
– Разве сирены не плачут?
Она качнула головой.
– Нет, а зачем?
Я задумалась, как бы объяснить это девочке?
– Люди плачут, когда им грустно, – неуверенно сказала я, – или больно. Или даже страшно. А сирены? Что вы делаете, когда вам больно?
– Сиренам не бывает больно, – чуть надменно ответила Солмея. – Мы – вода, а вода лишь ускоряет свой бег перед обрывом.