– Авдотья, – неожиданно для самой себя, сказала я, – ты ждешь ребеночка?
Кухарка охнула, прижала руку к губам, но счастье, что рвалось из нее, было не сдержать, и она снова расплылась широкой радостной улыбкой.
– Как же ты узнала, милая? Никому ведь не говорила, а по виду пока не понять… А впрочем, я всегда знала, что ты особенная девочка, вот здесь где-то чуяла, – она смешно приложила пухлую ладонь к груди. – Ты же мне и напророчила, Ветряна.
Я изумленно похлопала глазами. Я и сама не поняла, как догадалась про ребенка, просто нутром почуяла в Авдотье еще одну жизнь.
– Что же я тебе напророчила? И когда?
– Так здесь же, в трапезной, помнишь? Мужа мне пожелала хорошего, я еще посмеялась, мол, где же его взять, и плохонького-то не сыскать! А вот сыскался! И какой! Кузнец, ручищи во какие, как обнимет! Как за стеной каменной спряталась! А добрый какой! Даром что силушка в нем большая, а доброты – в разы больше. Из Загреба он ехал, на дороге ось телеги и треснула. Как раз подле меня! Так и повстречались, скоро свадебку сыграем. А избу уже поставил, я же говорю – силища! А что ребеночек раньше свадебки случился, так и пусть, – кухарка стыдливо покраснела, – чай не девица я. Людского суда не боюсь. А Святая Матерь не осудит, я знаю. Ох, что-то я с тобой засиделась, пойду, дел на кухне невпроворот! А ты ешь, ешь…
Я искренне порадовалась за Авдотью. Конечно, ничего я не напророчила, так, ляпнула от охватившей меня благодарности. Просто Пресветлая Матерь наконец обратила на добрую женщину свой благословенный взор и одарила счастьем.
Я еще немножко посидела, жуя пирог и раздумывая. После еды сил не прибавилось, а словно, наоборот, стало меньше. И жутко захотелось спать. Просто невыносимо! Глаза слипались, тяжелые веки стало не поднять, тело налилось свинцовой тяжестью. Я отложила недоеденный пирог и, еле волоча ноги, поплелась в свою комнату. Меня охватило сонное равнодушие ко всему, рука у локтя горела, змея Аргарда глухо ворочалась и тянула из меня силы, но даже это не вызывало у меня никаких эмоций.
Добравшись до своей комнаты, я рухнула на тюфяк и уснула.
* * *
Проснулась, как от толчка, и резко села. Потерла локоть. Аргард утих, временно насытившись. В теле все еще тягучая слабость, но не сильная.
Я изумленно посмотрела в окно, освещенное мутным светом круглобокой луны. Надо же, проспала целый день! И даже не потревожил никто, чудеса!
Я вспомнила, отчего проснулась. Сон. Мне снился черный песок и перевернутые каменные деревья, и была в этом сне какая-то неправильность и отвлеченность, отголосок незнакомого, словно я не свой сон смотрела, а чужой…