Так нас и нашел Данила. Потоптался рядом, посопел и опустился на солому.
– Девчонки, а я вино принес… – пробубнил он.
Ксеня выбралась из-под моей руки.
– Ну хоть какая-то от тебя польза, остолоп, – почти нормальным голосом выдала она. – А кружки ты не додумался захватить? Ладно, давай так, что ли…
Они с Данилой по очереди приложились к бурдюку.
– Вы тут что, напиться решили? – возмутилась я.
– Ну да, – удивился моей непонятливости Данила. – Да ты не переживай, тут на всех хватит! А нет, так я еще принесу…
– Ну уж нет! – я решительно встала. – А ну поднимайтесь!
– Не-а, – отозвались они, – нам и тут хорошо…
Я растерянно на них посмотрела и села обратно. Вино горчило. Когда Данила хрипло затянул песню про деревенскую девку, которую отдают родичи нелюбимому, а Ксеня принялась подпевать, не зная слов, я не выдержала и ушла в комнату спать. Глаза слипались…
* * *
…Мне снился сон. Или нет? Странная полуявь-полусноведение, с чуть размытыми красками и приглушенными звуками… Чужие эмоции и взгляд со стороны… Такое уже было. Тогда, когда мое сознание вдруг оказалось среди Черных Песков, где Арххаррион сражался со змеемонстрами.
Только сейчас Черты не было. Была комната с камином и широкой постелью под красным балдахином. А в ней двое. У Арххарриона голая спина исчерчена шрамами и под смуглой кожей двигаются напряженные мышцы. Его правая рука держит за горло светловолосую девушку. А левая скользит по женскому телу…
Глаза девушки расширены, а белая грудь в красных отметинах высоко вздымается, словно ей не хватает дыхания. И в первый момент мне кажется, что от страха, но… В ее голубых глазах дрожит не ужас, в них плещется наслаждение! И тонкие руки, что теребят пояс его штанов, не отталкивают, а притягивают. Торопят.
На девушке нет одежды, она совершенно обнажена. Нетерпеливо прижимается голыми ногами к его сапогам, закидывает их ему на спину… Выгибается дугой, не понимая, почему он медлит… Молочно-белая кожа так резко контрастирует с его – темной. Это даже красиво. И демон проводит ладонью по услужливому женскому телу, гладит изогнутую шею, сжимает грудь с напряженными сосками, обводит большим пальцем. Девушка стонет под его небрежной лаской, прижимается еще теснее, нетерпеливо дергает шнуровку штанов.
– Пожалуйста, – стонет она. – Еще…
Но он резко вскидывает голову, словно прислушивается. И во мне разливается ярость. Пылающая ярость его чувств, чуть приправленная любопытством исследователя, который смотрит на пришпиленную к дереву бабочку. И сразу обжигает огонь…
С глухим стоном я просыпаюсь. Или не просыпаюсь, а просто выныриваю на поверхность яви, жадно хватая пересохшими губами воздух. Воздуха почти нет, он как-то резко закончился в окружающем меня пространстве, и в груди разливается боль. Только бы… вздохнуть.