Первый в этом году.
* * *
Завтрак я пропустила. Пока плелась дополнительный круг, пока судорожно застирывала рукав рубашки, промывала и заматывала тряпицами икры – завтрак закончился.
В животе бурчало уже, кажется, на весь приют, так есть хотелось. Но когда я ворвалась в трапезную, дневальщицы уже отодвигали лавки и мели вениками под столами.
От голода я чуть не завыла.
Кухарка Авдотья осторожно поманила меня пальцем в закуток.
– Ветряна, опять получила? – тихо спросила она. Я понуро кивнула. Понятное дело, кто ж по доброй воле завтрак пропустит? Кухарка жалостливо покачала головой. Из всех наших «попечителей» жалели нас только она да еще травница Данина.
Правда, толку от этой жалости было мало, жалеть и привечать послушниц было строжайше запрещено. И кухарка, и травница – бабы местные, деревенские. Жили в деревеньке бедно, а здесь, в приюте, они зарабатывали хоть какую-то медяшку, и потому ссориться с наставницами им совсем не хотелось, а то живо прогонят.
А Авдотья еще и бездомная, сгорела ее изба в пожаре два года назад, а новую поставить безмужней кухарке никто не захотел. Да и некому особо, в деревеньке одни старики да бесхозные женщины и остались. Потому и бабская жалость их выражалась лишь в печальных вздохах и горестных взглядах на нас – горемык.
– Опять отхлестала?
Я поморщилась и кивнула. Ноги под тряпицами ныли и кровоточили, благо хоть под коричневыми балахонами, которые мы носили, не видно. Но хромала я заметно, и нос опух.
– Ох, бедняжка, за что ж на тебя наша Гар… ох… мистрис Карислава так взъелась!
Я хихикнула. Ну да, Гарпия – это за глаза, конечно, а так-то – мистрис Карислава! Чтоб ее!
Авдотья тоже хихикнула, от глаз ее разбежались лучики морщинок, и я залюбовалась ее добродушным круглым лицом с румянцем и веснушками.
Она же мое осмотрела с грустной улыбкой.
– Какая ты худющая, Ветряна, ужасть… Болезненная, тощая… А с носом-то что, горюшко? Упала?
– Ага, – я беззаботно повела плечом, жадно принюхиваясь к запахам трапезной. Каша сегодня, похоже, была кукурузная. Обычно у Авдотьи она получалась чуть подгорелой и жидковатой, но вкусной.
В горле что-то булькнуло.
Авдотья покосилась на дневальщиц, те сосредоточенно скребли пол вениками.
– Вот, возьми, – в карман моего балахона из передника кухарки перекочевали кусок хлеба с подсохшим сыром и румяное яблоко. Я сглотнула и от счастья еле сдержалась, чтобы не расцеловать ее.
– Тихо ты, – чуть улыбнулась Авдотья, – не шуми. Иди, скоро занятия начнутся. Опоздаешь, опять тебе влетит.
– Авдотьюшка! Спасибо! Вот чтоб тебе замуж выйти! За…