Бандитов оказалось пятеро. Ну, вернее, их было шестеро, но самому храброму — или тупому, тут уж как посмотреть — Кроконяшка демонстративно отсекла хвостом голову, после чего я так же демонстративно, с помощью гладиуса и чьей-то матери, порезал эту голову на куски и засунул в задницу трупу.
Больше желающих корчить из себя героев не нашлось и они, тихо обосравшись, скромно уселись в одной из открытых их же ключами камер.
— Что?! — рявкнул я на уставившихся на меня спутниц.
— Андрэ, милый, с тобой все в порядке? — осторожно уточнила Жанна, нервно перебирая подол платья Химэ.
— Нет, блядь, я в неадеквате! — оскалился я, действительно чувствуя какую-то эйфорию и оторванность от реальности.
Как после пары рюмок хорошего полынного абсента.
При этом я прекрасно осознавал, что со мной творится что-то не то, но поделать ничего не мог. Да и не хотел, если честно.
— Проверьте остальные камеры, а я дальше побежал, — бросив ключи от темницы Ваське, я развернулся и неторопливо зашагал по ведущей наверх лестнице.
— Раз, два, три, четыре, пять… Иду я жопы ваши рвать! Если кто не спрячет попку, то получит в нее пробку…
Остановился где-то на середине оказавшейся довольно длинной лестницы.
Темно. Холодно. Мокро.
Пахнет дерьмом и кровью. Причем, по большей части от меня самого.
— Так, Андрюша, успокойся, — пробормотал я, проведя грязной рукой по лицу. — Что-то тебя, гопота ты контуженная, конкретно не туда понесло…
В чем была причина такого неадекватного состояния я примерно догадывался.
Бездна.
Вернее, не сама Старушка, а ее сила, которая так и бурлила, прося выхода. Прося крови, смертей и разрушений.
А еще эти глаза…
— Нужно поскорее найти какой-нибудь светлый арт… — пробормотал я, продолжив подъем. Но уже через пару шагов отпустивший было приход ударил по мозгам с новой силой. — А, к черту! Кажется, сегодня ночью этот клоповник ожидает знатный шухер! Вот только нужно постараться сдержаться и не начать кромсать всех направо-налево…
В конце лестницы обнаружилась распахнутая дверь, за которой была небольшая каморка. Шесть стульев вокруг столика, на котором тусклой блестящей горкой лежали медяки и пара игральных костей. На стене горела масляная лампа. В ее свете в углу желтела куча соломы, игравшая роль кровати. Из каморки вели всего две двери, не считая той, через которую я вошел.