– Капитан Чудинов! – представился, снова демонстрируя удостоверение. – Мы к вам вообще-то по делу, так сказать, за помощью следствию, а вы тут шумите, репрессиями грозите.
Художник покосился на Владу через плечо и поежился как от холода, когда она снова проделала этот трюк с пристальным расчленяющим взглядом. Мне тут же остро захотелось узнать, что же она рассмотрела в нем. Так, глядишь, для меня это в увлекательное времяпрепровождение превратится. Типа, игра в сравнение: что вижу я в человеке, исходя из опыта, и что она – используя свои способности. Да, похоже, еще пара дней, и я, если уж не уверую до конца, то стану воспринимать все как обыденность.
– А она? – дернул в сторону Влады головой Гомон, отказываясь, однако, встречаться взглядом. Ага, ссышь, когда страшно, крикливый? – Тоже из ваших?
– Из наших, – кивнул я. – Тоже консультант по определенным вопросам.
– Я хочу, чтобы она ушла! – к хозяину галереи стал возвращаться гонор, хотя было четко заметно, что говорить напрямую с Владой он не хочет.
– Да с удовольствием! – ответила женщина, почти с облегчением. – Антон, можно я вас в машине подожду?
Я на какой-то момент заколебался, уже собираясь настоять, чтобы она осталась, но потом увидел краткую гримасу и вдруг четко осознал одну простую вещь. Людям, в которых она видит что-то дрянное, неуютно в ее присутствии, но и ей самой рядом с ними тоже находиться не в кайф. Не зря же тогда ее так колбасило из-за Сысоевой. Поэтому просто молча протянул ключи.
Уже почти выйдя из зала, Влада обернулась и снова посмотрела на Гомона, и он буквально съежился от этого.
– Сколько бы вы ни пытались их изуродовать и испачкать, уродливей и грязнее от этого становитесь только вы. – Больше она не стала задерживаться и быстро ушла.
– Кто эта чертова стерва? – взвизгнул Гомон, как только отмер.
– Мы не разглашаем информацию о сотрудниках, – скрывая насмешку, ответил я.
– Плевать! Кто ей давал право так со мной разговаривать! Кто она, и кто я! Я все равно добьюсь…
– Может, перейдем к делу? – жестко оборвал его все нарастающие словоизлияния. Очевидно, Гомон быстро отходил от шока и собирался воплями создать иллюзию несуществующей смелости.
– Давайте, что там у вас, я, между прочим, занятой человек, – пробурчал он, явно недовольный тем, что я не досмотрел этот спектакль одного актера под названием «Я крут!» до конца.
– Я тоже не погулять вышел, – ответил, протягивая ему папку с фотографиями вырезанных на телах жертв рисунков и знаков.
Как только Гомон понял, что перед ним, его крошечные глазки стали как блюдца, а руки затряслись так, что фото разлетелись по полу.