Влада повернулась ко мне, ловя за пристальным рассматриванием, но я не тот парень, кто мог бы смутиться от такого. Однако все же перевожу взгляд на дорогу. И это потому, что я должен следить за движением, а не из-за того, что женщина ответила мне таким же прямым, изучающим взглядом.
– Не на все, – поправляет она меня. – Я обещала рассказать вам о своих способностях, но не более этого.
Ну надо же, как быстро портятся люди, пообщавшись в нашей среде. Уже так просто на откровения не раскрутишь. Ну-ну, посмотрим.
– То есть если я вас спрошу, скажем, какой у вас самый любимый цвет или что предпочитаете есть, вы будете хранить молчание? – усмехнулся я.
– А вы меня об этом спросите? – в тон мне ответила Влада.
– Нет, на это мне плевать, если честно, – отмахиваюсь я.
– А зря. Потому как мой любимый цвет, а точнее его отсутствие, имеет прямое отношение к тому, как я вижу окружающих, а значит, и к моим способностям.
– И как это понимать? – тут же напрягся я.
– Так и понимать. Люди, которые сами не совершили ничего дурного или кому так повезло не столкнуться с темнотой в других, для меня бесцветны. И я очень люблю смотреть на них. К сожалению, почему-то их становится все меньше. Даже среди детей они редкость.
– Ну, какая жизнь, такие и люди, – пробормотал я, переваривая инфу. – Ну, а мы все, лишенные бесцветной невинности, для вас сияем как радуга?
– Нет. Не так. Например, все те, по чьей вине кто-то умер, для меня имеют разные оттенки в красном спектре. – Надо же, как госпожа экстрасенс деликатно обошла слово «убийцы».
– Типа, краснокожие, как индейцы? – хмыкнул я.
– Типа, как я вижу сквозь дымку или цветное стекло, не знаю уж, как объяснить поточнее, – поправила меня Влада, отзеркаливая мою интонацию. – И это совсем не похоже на просто другой оттенок кожи. Вот, например, Сысоева была для меня какой-то буро-сизо-красной. Как плоть разлагающаяся. Отвратительно.
Влада передернулась и тяжело сглотнула, как человек, желающий прогнать подступившую дурноту. Наверное, это по-настоящему мерзко, если она так среагировала, особенно памятуя, что в морге оставалась невозмутимой, как статуя. У самого при мысли об этом в желудке на мгновение образовалась какая-то тошнотворная невесомость. Естественно, меня так и подмывало спросить, какого же оттенка красного для нее я, но пока сдержался. Еще узнаю.
– Как понимаю, красный и любые его вариации не входит в число ваших любимых цветов? – уточнил, думая, как построить разговор дальше. Вызывать гадкие ассоциации и воспоминания у Влады мне не особо хотелось. Кто бы еще сказал почему.